Еще не остыли пушки крейсера на Ниве, еще не высохли слезы вдов крестьянских, не сошли шрамы от плетей со спин рабочих, а уж летит в лихую ту годину комдив Емельян Краснов на коне своем вороном – гнать, гнать беспощадной метлой народного гнева недобитых супостатов, кровопийц и паразитов подальше на Восток. Бегут колчаковцы, скулят от страха, поджав хвосты. Догоняет собак плешивых Емельян и бойцы его удалые. Богатыри! И день, и ночь бьют нагайкой нечисть царскую. И с Повольжья согнали, и за Урал отбросили, с Уфы смели, с Тобола вынесли. И со всех сел и деревень выходит люд, встречает хлебосольно. Качнет головой иная старушка: «остановились бы соколики, дух бы перевели, воды испили, да хлеба ломать отведали». Но нет, не дает слабину Емельян и верные бойцы его: «Некогда, мать, нам рассиживать. И покуда жива последняя дворянская сволочь - гнев крестьянский нам хлеба кусок, ярость рабочая – воды стакан». И мчится дальше в рубахе холщовой легендарный красный командир Емельян Краснов.
Долго ль, коротко ль, да доскакали аж до самой до Сибири, до великого Иртыша, до града Омска.
Вошел Колчак в Омск, затаился там, змий проклятый. Не выходит. Нагнал его Емельян и уж до самых до ворот градских домчался, да вдруг конь резко остановился, аж искры из под копыт посыпались и Емельян вылетел из седла.
- Что ты, что ты, родной, – отряхиваясь от пыли, успокаивал коня комдив, - пойдем.
Но не двинулся конь. Огляделся Краснов по сторонам – нет бойцов его. Стоят далеко позади нерешительно. Вернулся к ним Емельян и спрос стал держать:
- Что ж остановились, товарищи мои боевые, что приуныли? Али устали?
Молчат бойцы, глаза отводят.
- Нет, Емельян Ермолаич, не устали, силы есть.
- Али Колчака испужались?
- И Колчака мы не испужались, скажешь тоже.
- Может вы не коммунисты?
- Коммунисты мы, все до одного сколько есть.
- В чем же тогда дело? – строго спросил Емельян и обвел всех взглядом.
Молчат бойцы. Вышел тогда Степан, бывший кузнец, положил тяжелую руку на плечо комдива и сказал:
- Емельян Ермолаич, ты меня давно знаешь, я с тобой и на Колчака, и на Деникина, да хоть бы и на всю поганую белую гвардию вдвоем пошел. А передушил бы каждого вот этими руками так и вовсе один. И в огонь бы с тобой, и в воду, на любой край света, где бы вся эта зараза не спряталась. Но в Омск не пойду. Уж извиняй. И остальных не пущу. И тебе не советую. Нельзя туда идти.
Рассердило комдива малодушие такое:
- Степан, ты же из Тулы родом?
- Из Тулы.
- Как же ты после Тулы в Омск боишься заходить?
- Твоя правда, страшный город Тула, но все же не Омск. Да пойми ты, командир, войти в Омск можно, а выйти-то уже никак. Сколько брата нашего там сгинуло, не счесть. Проклятое место.
Покачал головой Емельян, укоризненно поцокал языком и молвил сквозь усы:
- Постыдился бы Степан! Не передо мной, так хоть перед бойцами молодыми! Какой пример ты им своими предрассудками подаешь? С таким настроем ни врага победить, ни страну новую построить. «Проклятое место», тьфу на тебя.
- Злись не злись, Емельян, но даже конь твой удалой тебя туда не стал везти – это все видели. Видели?
- Видели, - протяжно подтвердили бойцы.
- Да что же такого в этом Омске, что из него выйти нельзя?
- Полнейшая безнадега. Только зайдешь и все. Сразу накрывает и уже никогда не отпускает.
- Ладно, - сдался Емельян, - черт бы с вами. И как же нам тогда с Колчаком быть?
Крепко призадумались красноармейцы.
- Можно попробовать со всех орудий по городу ударить, авось какой-нибудь осколок снесет Колчаку голову, - предложил Коленька, худенький паренек. Он был студентом из Петрограда и поэтом, - только массированно, сравнять город с землей, чтобы уж наверняка. Люди, конечно, там полягут все, но это им же во благо.
Подивились старшие товарищи глубокой мудрости молодого товарища. Выкатили по периметру вокруг города пушки. Три дня, и три ночи беспрерывно бомбили они Омск со всех орудий. Оглохла вся скотина от Тюмени до Красноярска. Все сибирское небо заволокло свинцовой завесой порохового дыма. А когда дым рассеялся, перед глазами красноармейцев предстала страшная картина – город Омск. Не в виде красивых руин, а все такой же целый и ужасный. Снарядами, что влетали в город, овладевала такая дикая безнадега, тоска, бессмысленность всего, что они просто вяло падали, изредка хлопали безобидной унылой петардой, а в основном сразу же ржавели и превращались в рыжий песок.
- Дела, - просвистел комдив.
Сели в поле думу думать. День думали, два думали. На третий подошел Емельян Ермолаич к Степану и стал слово молвить:
- Говорить к тебе пришел, Степан. А ты рассуди. Логически, по пунктам. Без бесовщины.
- Хорошо. По пунктам. Начинай
- Во-первых, - загнул палец комдив, - мы сейчас с тобой водки выпьем.
- Сразу с козырей зашел?
- Водки надо выпить, без водки никак, - оживился коммунист Григорий, долговязая детина.
- Во-вторых..
- Мы еще с во-первых не закончили, - забеспокоилась детина.
Командир достал фляжку, разлил по железным стаканам, выпили. Он продолжил:
- Во-вторых…
- Во-вторых тоже что и во-первых, - подсказал детина, торопливо подобрал фляжку, разлил и тут же опрокинул.
Емельян нахмурился, убрал фляжку:
- Значит, дальше без нумерации. Если в Омск можно войти, но невозможно выйти, значит, по твоей логике получается, что и Колчак там в вечной ловушке? Правильно рассуждаю?
- Неправильно рассуждаешь, командир. Мы с тобой не сможем выбраться, а Колчак скорее всего сможет.
- Что у него есть такого, чего нет у нас с тобой?
- Деньги. Они защищают от безнадеги. С деньгами даже из Омска есть шанс вырваться. Но проблема в том, что тоска в Омске такой силы, что деньги растворяются буквально на глазах. Потому времени у Колчака немного. Будет скоро выходить, скотина такая, как пить дать.
- Тут-то мы его и возьмем.
На том и порешили. Отправили Коленьку к зловещим омским воротам сторожить Колчака, а сами легли спать в чистом поле, укрывшись бурками.
***
Ночь выдалась лунной. Белый ее свет падал на массивные кованые двери, оставляя длинные зловещие тени. Коленьку сильно клонило ко сну. Как вдруг сквозь дрему он услышал, как кто-то тихим сладким шепотом зовет его: «Коленька, Коленька». Коля быстро поднял винтовку, стал шарахаться по сторонам:
- Кто здесь? Колчак, это ты? Выходи! Стрелять буду!
- Не стреляй, Коленька, это не Колчак.
- А кто?
- Я твой друг, - воздух перед Колей стал липким, - меня зовут Омск.
«Черт, черт, черт!», - пронеслось в голове у Коленьки. Он бросил винтовку и отчаянно начал шарить по карманам. А Омск становился все ближе и ближе. «Коленька, иди ко мне». Кованые двери легко распахнулись и неведомая сила стала засасывать Коленьку. В последний момент юный красноармеец нащупал медный пятак и кинул в зияющую тьму за воротами. «Хорошая попытка, - оскалился Омск, - но нет».
***
Утром красноармейцы осторожно подошли к воротам. Возле них валялась винтовка и папаха Коленьки. Следов борьбы не было.
- Чертовщина какая-то, - проговорил Краснов
- А то, я тебе говорил, Емельян Ермолаич.
- Николай! – крикнул командир.
- Бесполезно, - проговорил долговязый Григорий.
Но вдруг неожиданно из-за ворот отозвался Коленька:
- Что?
- Коля, сынок, где ты?
- В Омске.
- Слава Ленину, живой. Перепугал ты нас. Выходи.
- А смысл?
- Какой смысл? Просто выходи и все. К нам.
- Все пустое, все тлен, - отвечал Коленька.
Степан дотронулся до плеча командира:
- Все. Он попался. Забудь про него.
Подавленные бойцы, развернулись и пошли прочь.
- А как же Колчак? Колчака ты видел? – спросил напоследок Емельян
- Нет здесь Колчака. Уехал ночным поездом до Иркутска.
Переглянулись бойцы.
- По коням! – крикнул Емельян Краснов. Он вновь повернулся к воротам:
- Коля, потерпи, мы еще вернемся, камня на камне не оставим от Омска, ты только жди!
- Жду, - всхлипнул Коленька.
И они умчались вдаль на Восток. Бить Колчака. Шел 1919.
Прошло сто лет. Минула лихая година. Уж не стало давно ни командира Емельяна Краснова. Ни Колчака. Ни Степана. Ни Гришки пьяницы. А Омск стоит. И сидит у его ворот Коленька, и ждет. Терпит и ждет. Но все бесполезно.
Долго ль, коротко ль, да доскакали аж до самой до Сибири, до великого Иртыша, до града Омска.
Вошел Колчак в Омск, затаился там, змий проклятый. Не выходит. Нагнал его Емельян и уж до самых до ворот градских домчался, да вдруг конь резко остановился, аж искры из под копыт посыпались и Емельян вылетел из седла.
- Что ты, что ты, родной, – отряхиваясь от пыли, успокаивал коня комдив, - пойдем.
Но не двинулся конь. Огляделся Краснов по сторонам – нет бойцов его. Стоят далеко позади нерешительно. Вернулся к ним Емельян и спрос стал держать:
- Что ж остановились, товарищи мои боевые, что приуныли? Али устали?
Молчат бойцы, глаза отводят.
- Нет, Емельян Ермолаич, не устали, силы есть.
- Али Колчака испужались?
- И Колчака мы не испужались, скажешь тоже.
- Может вы не коммунисты?
- Коммунисты мы, все до одного сколько есть.
- В чем же тогда дело? – строго спросил Емельян и обвел всех взглядом.
Молчат бойцы. Вышел тогда Степан, бывший кузнец, положил тяжелую руку на плечо комдива и сказал:
- Емельян Ермолаич, ты меня давно знаешь, я с тобой и на Колчака, и на Деникина, да хоть бы и на всю поганую белую гвардию вдвоем пошел. А передушил бы каждого вот этими руками так и вовсе один. И в огонь бы с тобой, и в воду, на любой край света, где бы вся эта зараза не спряталась. Но в Омск не пойду. Уж извиняй. И остальных не пущу. И тебе не советую. Нельзя туда идти.
Рассердило комдива малодушие такое:
- Степан, ты же из Тулы родом?
- Из Тулы.
- Как же ты после Тулы в Омск боишься заходить?
- Твоя правда, страшный город Тула, но все же не Омск. Да пойми ты, командир, войти в Омск можно, а выйти-то уже никак. Сколько брата нашего там сгинуло, не счесть. Проклятое место.
Покачал головой Емельян, укоризненно поцокал языком и молвил сквозь усы:
- Постыдился бы Степан! Не передо мной, так хоть перед бойцами молодыми! Какой пример ты им своими предрассудками подаешь? С таким настроем ни врага победить, ни страну новую построить. «Проклятое место», тьфу на тебя.
- Злись не злись, Емельян, но даже конь твой удалой тебя туда не стал везти – это все видели. Видели?
- Видели, - протяжно подтвердили бойцы.
- Да что же такого в этом Омске, что из него выйти нельзя?
- Полнейшая безнадега. Только зайдешь и все. Сразу накрывает и уже никогда не отпускает.
- Ладно, - сдался Емельян, - черт бы с вами. И как же нам тогда с Колчаком быть?
Крепко призадумались красноармейцы.
- Можно попробовать со всех орудий по городу ударить, авось какой-нибудь осколок снесет Колчаку голову, - предложил Коленька, худенький паренек. Он был студентом из Петрограда и поэтом, - только массированно, сравнять город с землей, чтобы уж наверняка. Люди, конечно, там полягут все, но это им же во благо.
Подивились старшие товарищи глубокой мудрости молодого товарища. Выкатили по периметру вокруг города пушки. Три дня, и три ночи беспрерывно бомбили они Омск со всех орудий. Оглохла вся скотина от Тюмени до Красноярска. Все сибирское небо заволокло свинцовой завесой порохового дыма. А когда дым рассеялся, перед глазами красноармейцев предстала страшная картина – город Омск. Не в виде красивых руин, а все такой же целый и ужасный. Снарядами, что влетали в город, овладевала такая дикая безнадега, тоска, бессмысленность всего, что они просто вяло падали, изредка хлопали безобидной унылой петардой, а в основном сразу же ржавели и превращались в рыжий песок.
- Дела, - просвистел комдив.
Сели в поле думу думать. День думали, два думали. На третий подошел Емельян Ермолаич к Степану и стал слово молвить:
- Говорить к тебе пришел, Степан. А ты рассуди. Логически, по пунктам. Без бесовщины.
- Хорошо. По пунктам. Начинай
- Во-первых, - загнул палец комдив, - мы сейчас с тобой водки выпьем.
- Сразу с козырей зашел?
- Водки надо выпить, без водки никак, - оживился коммунист Григорий, долговязая детина.
- Во-вторых..
- Мы еще с во-первых не закончили, - забеспокоилась детина.
Командир достал фляжку, разлил по железным стаканам, выпили. Он продолжил:
- Во-вторых…
- Во-вторых тоже что и во-первых, - подсказал детина, торопливо подобрал фляжку, разлил и тут же опрокинул.
Емельян нахмурился, убрал фляжку:
- Значит, дальше без нумерации. Если в Омск можно войти, но невозможно выйти, значит, по твоей логике получается, что и Колчак там в вечной ловушке? Правильно рассуждаю?
- Неправильно рассуждаешь, командир. Мы с тобой не сможем выбраться, а Колчак скорее всего сможет.
- Что у него есть такого, чего нет у нас с тобой?
- Деньги. Они защищают от безнадеги. С деньгами даже из Омска есть шанс вырваться. Но проблема в том, что тоска в Омске такой силы, что деньги растворяются буквально на глазах. Потому времени у Колчака немного. Будет скоро выходить, скотина такая, как пить дать.
- Тут-то мы его и возьмем.
На том и порешили. Отправили Коленьку к зловещим омским воротам сторожить Колчака, а сами легли спать в чистом поле, укрывшись бурками.
***
Ночь выдалась лунной. Белый ее свет падал на массивные кованые двери, оставляя длинные зловещие тени. Коленьку сильно клонило ко сну. Как вдруг сквозь дрему он услышал, как кто-то тихим сладким шепотом зовет его: «Коленька, Коленька». Коля быстро поднял винтовку, стал шарахаться по сторонам:
- Кто здесь? Колчак, это ты? Выходи! Стрелять буду!
- Не стреляй, Коленька, это не Колчак.
- А кто?
- Я твой друг, - воздух перед Колей стал липким, - меня зовут Омск.
«Черт, черт, черт!», - пронеслось в голове у Коленьки. Он бросил винтовку и отчаянно начал шарить по карманам. А Омск становился все ближе и ближе. «Коленька, иди ко мне». Кованые двери легко распахнулись и неведомая сила стала засасывать Коленьку. В последний момент юный красноармеец нащупал медный пятак и кинул в зияющую тьму за воротами. «Хорошая попытка, - оскалился Омск, - но нет».
***
Утром красноармейцы осторожно подошли к воротам. Возле них валялась винтовка и папаха Коленьки. Следов борьбы не было.
- Чертовщина какая-то, - проговорил Краснов
- А то, я тебе говорил, Емельян Ермолаич.
- Николай! – крикнул командир.
- Бесполезно, - проговорил долговязый Григорий.
Но вдруг неожиданно из-за ворот отозвался Коленька:
- Что?
- Коля, сынок, где ты?
- В Омске.
- Слава Ленину, живой. Перепугал ты нас. Выходи.
- А смысл?
- Какой смысл? Просто выходи и все. К нам.
- Все пустое, все тлен, - отвечал Коленька.
Степан дотронулся до плеча командира:
- Все. Он попался. Забудь про него.
Подавленные бойцы, развернулись и пошли прочь.
- А как же Колчак? Колчака ты видел? – спросил напоследок Емельян
- Нет здесь Колчака. Уехал ночным поездом до Иркутска.
Переглянулись бойцы.
- По коням! – крикнул Емельян Краснов. Он вновь повернулся к воротам:
- Коля, потерпи, мы еще вернемся, камня на камне не оставим от Омска, ты только жди!
- Жду, - всхлипнул Коленька.
И они умчались вдаль на Восток. Бить Колчака. Шел 1919.
Прошло сто лет. Минула лихая година. Уж не стало давно ни командира Емельяна Краснова. Ни Колчака. Ни Степана. Ни Гришки пьяницы. А Омск стоит. И сидит у его ворот Коленька, и ждет. Терпит и ждет. Но все бесполезно.
