Загадки Шурале
Лесное чудище
- Сообщения
- 14.180
- Реакции
- 37.740
- Здравствуйте! Я хочу заказать пилоо батыр.
На по-киргизски круглом и скуластом лице официанта отразилось замешательство.
- Что?
- Пилоо батыр. Это же плов такой?
- А откуда вы узнали об этом блюде? Его нет у нас в меню.
- Вот именно. В меню нет, однако я не первый раз слышу, как некоторые ваши посетители его заказывают. И им его приносят. Вот и я хочу попробовать пилоо батыр.
Дмитрий уже почти месяц ходил обедать в это затерянное на границе города и промозоны кафе среднеазиатской кухни, которое нашел совершенно случайно. Кафе без вывески располагалось в небольшой одноэтажной постройке, которое делило пополам с магазином, торгующим автомобильными аккумуляторами. Магазин аккумуляторов озаботился витринами и вывесками гораздо лучше, чем кафе, так что с улицы было совершенно не очевидно, что кафе здесь вообще имеется. Кафе было обставлено просто и без изысков, отличалось сытной кухней приемлемого качества и дешевыми ценами - отличная рабочая столовая, посещаемая небольшим количеством работяг из промзоны в обеденный перерыв. Дмитрий за месяц перепробовал уже все меню заведения, и когда он случайно уже не первый раз услышал название незнакомого блюда, которого не было в меню, в нем проснулось любопытство.
Официант по-прежнему растерянно смотрел на Дмитрия.
Тот снова обратился к официанту:
-Так могу я заказать пилоо батыр?
-Эээээ... Нет.
-У вас нет этого блюда?
- Есть...
-Так в чем же дело?
- Видите ли, это блюдо не для всех.
- Как это? Вы только своим, что ли, его подаете? Я рожей не вышел?
Официант хотел уже было смущенно кивнуть, но его напарник ему что-то напомнил, шепнув:
-Унгерн...
И официант совсем запутался:
- Да... И нет... Возьмите лучше другое блюдо, есть вкусный лагман, есть бишбармак.
- Я хочу пилоо батыр!
Официант взял себя в руки, и медленно подбирая слова сказал:
- Да, я могу принести вам пилоо батыр. Но я вам не советую. Дело в том, что это блюдо действительно не для каждого.
Во-первых, тот, кто отважится его попробовать, должен быть кочевником или потомком кочевника. Были исключения, но очень редко. А самое главное - он должен быть настоящий батыр! Это обязательно!
Дмитрий распалился от спора:
- Несите! Сейчас и узнаем, батыр я или не батыр! И вообще, откуда вы знаете? Может быть, я - тайный кочевник! И вообще, среди моих дальних предков была сама Курманджан Датка!
Разумеется, среди предков Дмитрия не было этой принцессы алайских киргизов, сопротивлявшихся Российской империи в XIX веке, он про нее прочитал статью в Википедии, заинтересовавшись увиденным на киргизской купюре в 500 сом портретом. Но в глазах официанта промелькнуло уважение, и через минуту перед Дмитрием стояла тарелка дымящегося аппетитно пахнувшего плова, сопровождаемая салатом аччик чучук и тандырной лепешкой.
А дальше началось нечто очень необычное.
Как только Дмитрий доел тарелку плова, он почувствовал необычайный прилив сил, учащенное сердцебиение и головокружение. И ощущение полета. И дыхание степи. И вечное небо над своей головой. Он увидел блеск ледяных шапок горных вершин. А также увидел тысячи звезд сквозь түндүк - обруч на дыре для дымохода на вершине купола юрты, скрепляющий жерди. Он почувствовал вкус кымыза на своих губах.
- Я - батыр, - восторженно думал Дмитрий.
Свистел ветер. Храпели кони. Тесной стеной стояли тянь-шаньские ели в горном ущелье. И распласталась под небом степь, на которой паслись тучные стада, принадлежавшие его роду. И вздымались горные кручи. Дмитрий (или уже не Дмитрий?) видел, как соберутся в одну огромную Орду его братья. Он видел, как лучи солнца, отражаясь от изумрудного зеркала Ысык-куля, зажатого между хребтами Кюнгей и Терскей Ала Тоо, полетят по всему миру, осветят те места, где когда-то нашли конец своего земного пути воины-кочевники, и отступит смерть, и воины поднимутся, чтобы снова встать в строй вместе со своими живыми братьями, согретые дуновением Тенгри - Вечного Неба. Он видел среди них легендарного батыра Манаса верхом на его летучем коне Карабаире, со своей свитой - кырк чоро, он узнал волшебного стрелка Алмамбета и потомков Манаса - могучих Семетея и Сейтека. Он видел батыров, павших в походах хана Темучина и эмира Тимура, и прочих бесчисленных войнах, начинавшихся в степи, прокатывающихся по ней, или заканчивающихся там же. И самих хана Темучина и эмира Тимура, грозных в своем великолепии. Он знал, что настанет миг, когда Орда вновь тронется в поход, и от дружного боевого клича Чар-яр! содрогнутся враги. Как в легендарные времена Манаса падет и рухнет Пекин и разрушатся Великие Китайские Стены небоскребов. И как во времена Тимура будут разорены Индия и Персия. И как во времена Темучина будет опустошена восточная Европа. И Иртыш и Енисей вспомнят о тех, кто первым жил на их берегах, и ушел оттуда в поход, продлившийся веками, и поведут своими берегами, как кони своими боками, приветствуя возвращение хозяев, и обратятся в руины Омск и Красноярск, сами собой, не дожидаясь пришествия Орды. И дальше, вдогонку за солнцем на запад пойдет Орда, ибо нет такой силы, которая могла бы противостоять сынам Тенгри. Мы не люди - мы ветер, мы буря, мы неудержимый бег коней, мы ярость стрел, мы молнии сабель. Наши кожаные доспехи непробиваемы для пуль и осколков, броня танков не является препятствием для наших стрел, потому что нас хранит Тенгри - Вечное Небо. Даже атомный взрыв не сможет уничтожить нас, как не может уничтожить ветер. И нет для нас большего счастья, чем быть в походе, чувствовать силу, текущую через нас, врываться в города врагов, убивать, забирать себе их женщин, угонять скот, собирать добычу. Падут Москва, Вена, Берлин, Париж и Лиссабон, превратившись в руины. И мы омоем наши ичиги в теплых волнах моря, которое послужит временной остановкой нашему неудержимому натиску. Но за морем есть еще земли, которые тоже освещаются светом Великого Неба. И значит, наш поход не завершен.
Но время еще не настало. Дмитрий шел по облакам, через сырты, недоступные вертолетам и вездеходам, и вообще никому. Кроме тех, кто обладает душой батыра, обласканного дуновением Тенгри - Вечного Неба. И неважно, жив он или мертв. Все ближе небесное джайлоо, где в ожидании сокровенной минуты томились души батыров, сидя возле золотой юрты, и ведя неспешные разговоры о былых подвигах и походах. В казане дымился плов. Самый великий батыр встал, завидя Дмитрия, чтобы его поприветствовать. Но что это? Батыр скривился, когда Дмитрий подошел ближе, сделал защитный жест. И неодолимая сила понесла Дмитрия обратно, мимо караванов, везущих товары, и тучных стад, пасущихся в степи. Погасло сияние неба, и стало небо блеклым. И Дмитрий воткнулся обратно в тело, сидящее в кафе возле пустой тарелки из-под плова. И пришла боль. Дмитрия швырнуло на пол, мышцы свело судорогой, и он забился в конвульсиях.
Если среди моих читателей есть сотрудники соответствующих государственных органов, то позвольте мне успокоить проснувшийся в вас интерес к моему рассказу. Ни один афганский дехканин ни минуты не провел на маковом поле, ни одна подпольная химическая лаборатория, охраняемая вооруженными автоматами бородачами, не проработала ни секунды, чтобы быть как-то причастной к моему рассказу. "Новичок", полоний, галлюциногенные поганки - это все тоже мимо. Мадам Тоффана, Екатерина Медичи, Цезарь Борджиа, Сальери с Моцартом, демонические Петров и Баширов - они не присутствуют в рассказе ни как аллюзии, ни как аллегории, ни как параллели, ни как собирательные архетипы. Тех моих дорогих читателей, которые замерли в ожидании кровавой развязки, поспешу разочаровать - никто не падал с высунутым вспухшим языком и мерзкими выделениями, распространяя зловоние, на пол кафе. И мерный гул города не взрывали сирены скорой помощи. Не склонялись белокрылые врачи в ярко освещенной операционной НИИ токсикологии, и не горевали у гроба безутешные родственники.
Через минуту судороги и конвульсии у Дмитрия прекратились. Со всех сторон к нему подбежали растерянные сотрудники и посетители кафе. Кто-то держал его за голову, чтобы он не ударился головой во время судорог, кто-то спрашивал, как он себя чувствует, кто-то протягивал таблетки активированного угля, а один мужчина, у которого внук болел эпилепсией, засунул ему в рот пальцы и пытался вытащить наружу язык, чтобы Дмитрий не задохнулся во время приступа. Молодец, чо. Хорошо, в кафе раздавали посетителям одноразовые перчатки, и мужчина их надел.
Повариха поднесла Дмитрию стакан воды. Он поблагодарил:
- Чон рахмат, эдже.
И спустя мгновение забыл о том, что эти слова произносил, и что вообще их знал, и что они означают. Какая-то неведомая сила стирала недавние переживания Дмитрия, и не было возможности ее остановить.
- Вам не больно?
- Нет...
- Вы нас напугали, нам показалось ,что вы сейчас умрете.
- Лучше б я умер, - глядя на унылый осенний город за окном, больше про себя, чем вслух, произнес Дмитрий, который понимал, что из памяти сейчас исчезнет полученное им откровение.
И еще через минуту Дмитрий, уже ничего не помнящий, сидел, растерянно отвечая на обеспокоенные расспросы окружающих.
- Как вы?
- Да вроде все в порядке.
- Вызвать вам скорую помощь?
- Не надо...
- Что с вами было?
- Не знаю, в обморок, наверное, упал...
- Вы далеко живете? Может, вас довезти до дома? У меня машина рядом.
- Спасибо, нет, я, пожалуй пойду.
И Дмитрий пошел. Незамеченным в общей суматохе вокруг Дмитрия остался седой старик с белым ак-колпаком на голове, который все это время пил свой чай, сочувственно глядя на Дмитрия, покачивая головой и цокая языком. Когда Дмитрия вышел, он переглянулся с официантом и изрек:
- Не надо кушать пилоо батыр, если ты не батыр.
Ну и правильно, в-общем, сказал.
Дмитрий покривил душой. Физически он чувствовал себя как обычно, но ... В душе было ощущение какой-то утраты. Словно он почти постиг великую тайну, возможно, даже, тайну мироздания, но не смог ее понять. Было горькое ощущение потери, как будто ты обладал чем-то, неимоверной ценности, и глупо и бессмысленно это упустил. Страшное чувство. Дмитрий шел, не зная куда, не разбирая дороги. Но остановился, потому что слезы застилали глаза. Дмитрий ничего не видел, лишь сквозь пелену слез маячило красное пятно. Это не был алый бунчук, покачивавшийся от бешенного галопа на острие пики тайного кочевника. Пики, наклоненной ниже горизонтали для атаки и нацеленный в спины разбитой и разбегающейся вражеской пехоте. Это всего лишь был светофор на перекрестке улицы Ленина и Советской улицы. Унылый и мрачный осенний город Балашиха тонул в дожде и тумане. Наверное, именно так рыдает небо.
На по-киргизски круглом и скуластом лице официанта отразилось замешательство.
- Что?
- Пилоо батыр. Это же плов такой?
- А откуда вы узнали об этом блюде? Его нет у нас в меню.
- Вот именно. В меню нет, однако я не первый раз слышу, как некоторые ваши посетители его заказывают. И им его приносят. Вот и я хочу попробовать пилоо батыр.
Дмитрий уже почти месяц ходил обедать в это затерянное на границе города и промозоны кафе среднеазиатской кухни, которое нашел совершенно случайно. Кафе без вывески располагалось в небольшой одноэтажной постройке, которое делило пополам с магазином, торгующим автомобильными аккумуляторами. Магазин аккумуляторов озаботился витринами и вывесками гораздо лучше, чем кафе, так что с улицы было совершенно не очевидно, что кафе здесь вообще имеется. Кафе было обставлено просто и без изысков, отличалось сытной кухней приемлемого качества и дешевыми ценами - отличная рабочая столовая, посещаемая небольшим количеством работяг из промзоны в обеденный перерыв. Дмитрий за месяц перепробовал уже все меню заведения, и когда он случайно уже не первый раз услышал название незнакомого блюда, которого не было в меню, в нем проснулось любопытство.
Официант по-прежнему растерянно смотрел на Дмитрия.
Тот снова обратился к официанту:
-Так могу я заказать пилоо батыр?
-Эээээ... Нет.
-У вас нет этого блюда?
- Есть...
-Так в чем же дело?
- Видите ли, это блюдо не для всех.
- Как это? Вы только своим, что ли, его подаете? Я рожей не вышел?
Официант хотел уже было смущенно кивнуть, но его напарник ему что-то напомнил, шепнув:
-Унгерн...
И официант совсем запутался:
- Да... И нет... Возьмите лучше другое блюдо, есть вкусный лагман, есть бишбармак.
- Я хочу пилоо батыр!
Официант взял себя в руки, и медленно подбирая слова сказал:
- Да, я могу принести вам пилоо батыр. Но я вам не советую. Дело в том, что это блюдо действительно не для каждого.
Во-первых, тот, кто отважится его попробовать, должен быть кочевником или потомком кочевника. Были исключения, но очень редко. А самое главное - он должен быть настоящий батыр! Это обязательно!
Дмитрий распалился от спора:
- Несите! Сейчас и узнаем, батыр я или не батыр! И вообще, откуда вы знаете? Может быть, я - тайный кочевник! И вообще, среди моих дальних предков была сама Курманджан Датка!
Разумеется, среди предков Дмитрия не было этой принцессы алайских киргизов, сопротивлявшихся Российской империи в XIX веке, он про нее прочитал статью в Википедии, заинтересовавшись увиденным на киргизской купюре в 500 сом портретом. Но в глазах официанта промелькнуло уважение, и через минуту перед Дмитрием стояла тарелка дымящегося аппетитно пахнувшего плова, сопровождаемая салатом аччик чучук и тандырной лепешкой.
А дальше началось нечто очень необычное.
Как только Дмитрий доел тарелку плова, он почувствовал необычайный прилив сил, учащенное сердцебиение и головокружение. И ощущение полета. И дыхание степи. И вечное небо над своей головой. Он увидел блеск ледяных шапок горных вершин. А также увидел тысячи звезд сквозь түндүк - обруч на дыре для дымохода на вершине купола юрты, скрепляющий жерди. Он почувствовал вкус кымыза на своих губах.
- Я - батыр, - восторженно думал Дмитрий.
Свистел ветер. Храпели кони. Тесной стеной стояли тянь-шаньские ели в горном ущелье. И распласталась под небом степь, на которой паслись тучные стада, принадлежавшие его роду. И вздымались горные кручи. Дмитрий (или уже не Дмитрий?) видел, как соберутся в одну огромную Орду его братья. Он видел, как лучи солнца, отражаясь от изумрудного зеркала Ысык-куля, зажатого между хребтами Кюнгей и Терскей Ала Тоо, полетят по всему миру, осветят те места, где когда-то нашли конец своего земного пути воины-кочевники, и отступит смерть, и воины поднимутся, чтобы снова встать в строй вместе со своими живыми братьями, согретые дуновением Тенгри - Вечного Неба. Он видел среди них легендарного батыра Манаса верхом на его летучем коне Карабаире, со своей свитой - кырк чоро, он узнал волшебного стрелка Алмамбета и потомков Манаса - могучих Семетея и Сейтека. Он видел батыров, павших в походах хана Темучина и эмира Тимура, и прочих бесчисленных войнах, начинавшихся в степи, прокатывающихся по ней, или заканчивающихся там же. И самих хана Темучина и эмира Тимура, грозных в своем великолепии. Он знал, что настанет миг, когда Орда вновь тронется в поход, и от дружного боевого клича Чар-яр! содрогнутся враги. Как в легендарные времена Манаса падет и рухнет Пекин и разрушатся Великие Китайские Стены небоскребов. И как во времена Тимура будут разорены Индия и Персия. И как во времена Темучина будет опустошена восточная Европа. И Иртыш и Енисей вспомнят о тех, кто первым жил на их берегах, и ушел оттуда в поход, продлившийся веками, и поведут своими берегами, как кони своими боками, приветствуя возвращение хозяев, и обратятся в руины Омск и Красноярск, сами собой, не дожидаясь пришествия Орды. И дальше, вдогонку за солнцем на запад пойдет Орда, ибо нет такой силы, которая могла бы противостоять сынам Тенгри. Мы не люди - мы ветер, мы буря, мы неудержимый бег коней, мы ярость стрел, мы молнии сабель. Наши кожаные доспехи непробиваемы для пуль и осколков, броня танков не является препятствием для наших стрел, потому что нас хранит Тенгри - Вечное Небо. Даже атомный взрыв не сможет уничтожить нас, как не может уничтожить ветер. И нет для нас большего счастья, чем быть в походе, чувствовать силу, текущую через нас, врываться в города врагов, убивать, забирать себе их женщин, угонять скот, собирать добычу. Падут Москва, Вена, Берлин, Париж и Лиссабон, превратившись в руины. И мы омоем наши ичиги в теплых волнах моря, которое послужит временной остановкой нашему неудержимому натиску. Но за морем есть еще земли, которые тоже освещаются светом Великого Неба. И значит, наш поход не завершен.
Но время еще не настало. Дмитрий шел по облакам, через сырты, недоступные вертолетам и вездеходам, и вообще никому. Кроме тех, кто обладает душой батыра, обласканного дуновением Тенгри - Вечного Неба. И неважно, жив он или мертв. Все ближе небесное джайлоо, где в ожидании сокровенной минуты томились души батыров, сидя возле золотой юрты, и ведя неспешные разговоры о былых подвигах и походах. В казане дымился плов. Самый великий батыр встал, завидя Дмитрия, чтобы его поприветствовать. Но что это? Батыр скривился, когда Дмитрий подошел ближе, сделал защитный жест. И неодолимая сила понесла Дмитрия обратно, мимо караванов, везущих товары, и тучных стад, пасущихся в степи. Погасло сияние неба, и стало небо блеклым. И Дмитрий воткнулся обратно в тело, сидящее в кафе возле пустой тарелки из-под плова. И пришла боль. Дмитрия швырнуло на пол, мышцы свело судорогой, и он забился в конвульсиях.
Если среди моих читателей есть сотрудники соответствующих государственных органов, то позвольте мне успокоить проснувшийся в вас интерес к моему рассказу. Ни один афганский дехканин ни минуты не провел на маковом поле, ни одна подпольная химическая лаборатория, охраняемая вооруженными автоматами бородачами, не проработала ни секунды, чтобы быть как-то причастной к моему рассказу. "Новичок", полоний, галлюциногенные поганки - это все тоже мимо. Мадам Тоффана, Екатерина Медичи, Цезарь Борджиа, Сальери с Моцартом, демонические Петров и Баширов - они не присутствуют в рассказе ни как аллюзии, ни как аллегории, ни как параллели, ни как собирательные архетипы. Тех моих дорогих читателей, которые замерли в ожидании кровавой развязки, поспешу разочаровать - никто не падал с высунутым вспухшим языком и мерзкими выделениями, распространяя зловоние, на пол кафе. И мерный гул города не взрывали сирены скорой помощи. Не склонялись белокрылые врачи в ярко освещенной операционной НИИ токсикологии, и не горевали у гроба безутешные родственники.
Через минуту судороги и конвульсии у Дмитрия прекратились. Со всех сторон к нему подбежали растерянные сотрудники и посетители кафе. Кто-то держал его за голову, чтобы он не ударился головой во время судорог, кто-то спрашивал, как он себя чувствует, кто-то протягивал таблетки активированного угля, а один мужчина, у которого внук болел эпилепсией, засунул ему в рот пальцы и пытался вытащить наружу язык, чтобы Дмитрий не задохнулся во время приступа. Молодец, чо. Хорошо, в кафе раздавали посетителям одноразовые перчатки, и мужчина их надел.
Повариха поднесла Дмитрию стакан воды. Он поблагодарил:
- Чон рахмат, эдже.
И спустя мгновение забыл о том, что эти слова произносил, и что вообще их знал, и что они означают. Какая-то неведомая сила стирала недавние переживания Дмитрия, и не было возможности ее остановить.
- Вам не больно?
- Нет...
- Вы нас напугали, нам показалось ,что вы сейчас умрете.
- Лучше б я умер, - глядя на унылый осенний город за окном, больше про себя, чем вслух, произнес Дмитрий, который понимал, что из памяти сейчас исчезнет полученное им откровение.
И еще через минуту Дмитрий, уже ничего не помнящий, сидел, растерянно отвечая на обеспокоенные расспросы окружающих.
- Как вы?
- Да вроде все в порядке.
- Вызвать вам скорую помощь?
- Не надо...
- Что с вами было?
- Не знаю, в обморок, наверное, упал...
- Вы далеко живете? Может, вас довезти до дома? У меня машина рядом.
- Спасибо, нет, я, пожалуй пойду.
И Дмитрий пошел. Незамеченным в общей суматохе вокруг Дмитрия остался седой старик с белым ак-колпаком на голове, который все это время пил свой чай, сочувственно глядя на Дмитрия, покачивая головой и цокая языком. Когда Дмитрия вышел, он переглянулся с официантом и изрек:
- Не надо кушать пилоо батыр, если ты не батыр.
Ну и правильно, в-общем, сказал.
Дмитрий покривил душой. Физически он чувствовал себя как обычно, но ... В душе было ощущение какой-то утраты. Словно он почти постиг великую тайну, возможно, даже, тайну мироздания, но не смог ее понять. Было горькое ощущение потери, как будто ты обладал чем-то, неимоверной ценности, и глупо и бессмысленно это упустил. Страшное чувство. Дмитрий шел, не зная куда, не разбирая дороги. Но остановился, потому что слезы застилали глаза. Дмитрий ничего не видел, лишь сквозь пелену слез маячило красное пятно. Это не был алый бунчук, покачивавшийся от бешенного галопа на острие пики тайного кочевника. Пики, наклоненной ниже горизонтали для атаки и нацеленный в спины разбитой и разбегающейся вражеской пехоте. Это всего лишь был светофор на перекрестке улицы Ленина и Советской улицы. Унылый и мрачный осенний город Балашиха тонул в дожде и тумане. Наверное, именно так рыдает небо.
Последнее редактирование:
