- Хочешь домой? - он ласково, едва касаясь кончиками пальцев, провел рукой по ее спине. Катя вздрогнула.
- Нет, - неуверенно прошептала она. Катя твердо уяснила для себя, что каждое «да» на этот вопрос равно капле кислоты на коже. Причем с каждым разом, все более концентрированной. Или порезу скальпелем. Он не был простым мясником, он был искусником, художником боли, творцом на живом полотне. За те пять месяцев, которые они были знакомы, ее тело прекратилось в арт объект, не лишенный изящества и глубины. Даже если он больно тыкал ее кулаком под ребро, синяк был частью задуманной им картины.
- Что тебе снилось сегодня, милая?
«Что ты сдох, а твои ноги сожрали собаки. Или в обратной последовательности», - подумала она. Отвечать не хотелось, она знала, что за этим последует.
- Ничего.
Тяжелый вздох.
- Милая, что же случилось с тобой? Раньше тебе снились прекрасные миры, мыльные купола, в которых жили чудесные люди, легкие, одухотворенные. Тебе снились птицы, шум горной реки, запах теплого песка. Какие чудесные сны тебе снились, Катюша!
От звука собственного имени ее передернуло. Екатерина в принципе не любила, когда люди трогали ее имя, на письме ли, или в диалоге. Оно казалось ей чем-то сокровенным, тем, что надо прятать глубже, чем в паспорте. Маркетологи учат, что чтобы совершить успешную продажу, надо выяснить имя клиента и повторять его не реже, чем раз в три предложения. Потому что «самое приятное для слуха человека – звучание его имени». Она была в корне не согласна. Это как не разувшись забраться в личное пространство и наследить там. А когда ее называл по имени он, это было как песком в глаза и набатом в уши. И не сулило ничего хорошего.
- Ну раз ничего, то мне придется думать самому. Сегодня тебе так не хватает синего!
Синий — это ничего. Это она потерпит. Самые нелюбимые дни, которые не запоминались надолго только из-за шока, были, когда ему не хватало красного. Катенька закрыла глаза.
***
- Знаешь, - сказала она, увлеченно разглядывая свои потемневшие от воды кеды и радостно улыбаясь каждый раз, когда они хлюпали, - а ведь взрослый это не просто дееспособный и ответственный индивидуум (задрав подбородок и немного в нос, копируя какого-то политика, выступавшего за нравственность молодежи), взрослый – это когда понимаешь, что внутреннего ребенка, искреннего, увлеченного, ни в коем случае нельзя загубить. А если ты ложишься в 10, чтобы не опоздать в офис, имеешь кредит и боишься замочить ботинки в летний дождь, то ты не взрослый, а просто занудный прогнивший пень.
- Он не ответил, любуясь каплями на ее коже, беззаботной и искренней улыбкой и протягивая руку, чтобы помочь ей перешагнуть, через невысокий забор. Он первый раз вел ее к себе и очень переживал, что Катеньке там не понравится. Концептуальный художник все-таки. Хотя он предпочитал не выделяться, как это было присуще богеме. Его агатово-черный костюм сидел идеально, ботинки выглядели, как телепортированные с последнего показа в Милане, хотя уже пережили
полуторачасовую прогулку под дождем и даже бег, когда ей вздумалось успеть на последний автобус. Они не успели, но это ничуть не убавило Катенькиной радости.
- Катерина, Рина, глаза цвета аквамарина! - нараспев протянул он, вальяжно заходя в комнату. Это была первая ночь, которую она провела с ним. - Что тебе снилось, Катерина?
Она сладко потянулась, коснувшись пальчиками с яркими коготками его коленки. Каждый день играл для нее новым цветом и чтобы не ошибиться с настроением, каждый ноготь она красила разным лаком.
- Доброе утро, мой творец! Мне снилось, что мы раскрасили с тобой весь мир! Огромной кистью провели по городам, шоссе, мостам. Даже в реки добавили красок! - ее глаза даже со сна горели озорным огоньком.
- Даже в реки? Мне кажется, они хорошо заиграли бы алым.
- Это как-то слишком брутально. Не пугай меня, мой Дали! Можно я буду твоей Галой? - Кате хотелось шалить, кричать, бежать — ее переполняла молодая счастливая энергия.
- Ты для меня больше чем Гала.Сальвадор создавал мертвые картины, просто лепя туда ее образ. Я же хочу попросить тебя о большем. Ты поможешь мне? Станешь моим холстом, моим твореньем, моей жизнью? - его голос сорвался на крик. Катя испуганно отпрянула, а после, вновь улыбнувшись так светло и открыто, привстала и прошептала ему в самое ухо:
-Да.