Ваня не торопясь жевал перловку с лендлизовской тушенкой, подставляя лицо ласковому майскому солнцу. На душе было восхитительно радостно, да и как может быть по-другому, когда тебе двадцать один год, руки-ноги на месте, ты только что в очередной раз выписался из госпиталя, а на твоей груди сверкает серебром и эмалью новенький орден Красной Звезды? Оставалось разыскать свою часть, что для такого опытного разведчика составляло пару пустяков.
Победа…
Это слово не помещалось во рту. Как квадратный прессованый кусок сахару. Твердый – не разгрызть и не рассосать, но такой сладкий!
Волков
С капитаном Иван познакомился в декабре 1942-го, когда его, бывшего беспризорника, а ныне – свежеиспеченного выпускника пулеметной школы и еще одного такого же бедолагу чудом спас от верной смерти в ледяной волжской воде какой-то то ли казах, то ли якут, после того, как в баржу, перевозящую людей на правый берег немецкий летчик снайперски положил небольшую бомбу. Того, другого мужика на следующий день отправили в ближайшую пехотную роту, а Ваню капитан приказал оставить.
Капитан Волков был начальником разведки N-ского стрелкового полка. Практически круглосуточно в подвале сталинградской школы, где располагался капитан со своими подчиненными, происходило какое-то движение. Приходили и уходили, бряцая оружием знакомые и незнакомые люди, из ниоткуда появлялись снайперы в своих страшных, похожих на одежду Бабы Яги, халатах, звонил зуммер телефона… Изредка приводили пленных немцев – испуганных, избитых, обмороженных и голодных. Иногда из соседних комнат подвала доносились страшные крики боли, из-за чего Иван сделал вывод, что где-то рядом, по всей видимости, находится полевой госпиталь. И хоть, как потом оказалось, никакого госпиталя здесь никогда не было и в помине, причину этих воплей выяснять ему совершенно не хотелось.
Все нити этого движения были в руках у Волкова. Капитан умел воевать, и, похоже, еще и любил это дело. Поэтому оставлял у себя только таких же, каким был он сам.
Крещение
В ту ночь капитан взял Ваню с собой, как он сам говорил – проветриться. На военном языке это называется «разведпоиск». Фактически – заставить молодого пузом пройти один из ежедневных маршрутов множества разведгрупп постоянно работающих в тылу. В чужом и в нашем.
Задушить полусонного немецкого наблюдателя… Обнаружить линию связи врага и перерезать ее, а еще лучше – незаметно подключиться… Найти лежку снайпера и оставить там гранату на растяжке… Тихо вырезать дежурный расчет пулемета… Да мало ли еще чего полезного может сделать хороший разведчик за ночь!
Немцы в эту ночь должны были праздновать свое Рождество, так что никаких неожиданностей быть не должно было. Разведчики уже возвращались, и несмотря на то, что по мнению Ивана, они ничего не достигли, настроение у капитана было хорошим. А чтоб молодой не чувствовал себя совсем уж бесполезным, капитан приказал подобрать ему вполне себе исправный немецкий МР-40, и найденный по дороге запасной ствол от немецкого же MG-34. Они находились на «нейтралке», и до своих позиций оставалось всего каких-то два дома, когда капитан дал знак ползти за ним, и сам исчез в какой-то невероятной дыре. Сваливцись следом, Ваня увидел довольно просторный сухой подвал, где можно было стоять почти в рост. Тут отдохнем – улыбнулся Волков, взглянув на часы. Наши как раз часовых сменят – я утренних предупредил, что мы будем идти. Спи давай!
Проснулся Иван от непонятного шума, доносившегося из-под противоположной стены подвала, затем послышался хлесткий удар, и что-то тяжело шлепнулось прямо к нему под ноги. Рык капитана: «Добей!!!» Недолго думая Иван выхватил штык-нож и ударил лежащее рядом тело. Раз, потом другой! Третий раз ударить не сумел – лезвие застряло то ли в амуниции немца, то ли в его грудине – не вытащить. Он хотел уже броситься в тот угол подвала, где был Волков, и откуда доносилась тяжелая возня, но в этот момент на него навалился другой немец.
Все дальнейшее слилось в сплошной комок ярости и боли! Немец оказался толстеньким коротышкой, очень крепким и подвижным. Иван изо всех сил обеими руками ухватился за короткую жилистую шею, но продавить ее восемнадцатилетний недокормыш не мог. Немец правой рукой вцепился в Ванино лицо, пытаясь дотянуться до его глаз, но все время соскальзывая пальцами в рот, левой же он как-то исхитрился достать свой нож и раз за разом промахивался мимо тощего бока, оставляя неглубокие длинные порезы у Ивана на спине. В очередной раз почувствовав соленые пальцы у себя во рту Ваня что было силы вцепился в них зубами! Немец взвыл и выдернул искалеченные остатки кисти, а Иван по инерции с маху ткнулся лбом в его челюсть. В считанных сантиметрах он увидел глотку немца, увидел как ходит вверх и вниз его кадык. Почуял едва уловимый приятный запах одеколона. Почувствовал непреодолимое желание впиться в эту самую выбритую шею только что обретенным оружием…
Санбат
Капитан пришел навестить Ваню в санбате на третий день. Порезы на его спине, сшитые на живую нитку зарастали на глазах, но сам Иван сидел на койке с отсутствующим видом, беззвучно шевеля губами и уставившись в одну точку. Левый глаз капитана едва начал показываться из-под огромного синяка, но правым он смотрел весьма бодро, отпускал в адрес медсестер шуточки, распускал руки и вообще, судя по всему, был здесь личностью известной и популярной.
- Как он? – спросил у ближайшего бойца, пожилого мужика с простреленной и перебинтованной рукой.
- Как, как? А то сам не видишь, мил человек! Совсем помешался парень. Такой красивый… Жалко!
- Ничего! Капитан цепко взглянул уцелевшим глазом в лицо Ивану. Ничего, отойдет! Поправив портупею и выудив из бездонного кармана галифе бутылку трофейного коньяку, капитан стукнул к командиру санбата: «Разрешите, Вениамин Вольфович?!»
- А-а-а, Волков, заходи! Спасибо что не забываешь старика, присаживайся – седой майор медицинской службы сердечно обнял вошедшего. Какими судьбами?
- По делу я, Вениамин Вольфович… Что делать с Чернобоковым дальше будете?
- Чернобоков, Чернобоков… Иван? Это тот что в ступоре сидит третий день? А что с ним делать? На левый берег его надо. Ты же видишь… Может и оклемается когда-нибудь…
- Оклемается, Вениамин Вольфович, обязательно оклемается! Только на левый берег ему уже нельзя! Капитан пристально посмотрел доктору в лицо.
Майор медленно опустил глаза.
- Что, неужели теперь еще и он?
- Да, я сам видел его в деле!
- Жаль. Очень жаль! Такой молодой парень. Женился бы потом. Детишки…
- Да…
- Ну что ж, Волков, не мне тебя учить… Надеюсь ты помнишь, что теперь за все что он делает отвечаем мы с тобою?
- Да, профессор!
- Сколько их уже у тебя?
- Этот – восьмой.
- Хорошо. Через три дня пришлешь кого-нибудь, пусть забирают. Все же нет худа без добра. Поищи кружки вон там на полке. Выпьем за рождение одного из нас!
Жизнь
Иван краюхой хлеба зачистил котелок, сполоснул его кипятком здесь же, из крана полевой кухни. Взмахом пилотки поблагодарил ушастого весельчака-повара.
Вот и кончилась война. Надо было думать, как устраиваться и жить дальше. На эту тему думалось плохо. За три крайних года он привык получать и выполнять приказы. Он, и еще два десятка таких же. Вся их жизнь, все мысли и все желания были так или иначе связаны с войной. Они умудрялись выполнять такие задания, о которых можно будет говорить еще очень и очень нескоро! И больше, по сути, делать ведь ничего и не умели. Несколько месяцев назад подполковника Волкова вызывали в Москву, где его принимал Берия, а затем вручал Звезду Героя сам Сталин. Однако через две недели Волков как ни в чем не бывало вернулся, и военная жизнь продолжилась в привычном темпе.
Нет! Не может Волков нас бросить! И Вениамин Вольфович тоже. Начальник госпиталя. Мы ведь как братья все! Они что-нибудь придумают!
А война?... ну мало ли на Земле еще войн будет? Вон японцы еще на востоке, да и мировую революцию пока еще никто не отменял!
Одно Ваня знал точно: всю свою оставшуюся жизнь он будет, по мере возможности, бороться с курением. Везде, где бы он ни находился! Будет убеждать людей в вредности этой привычки, будет помогать в борьбе против буржуйских магнатов-владельцев табачных компаний, будет устраивать диверсии на табачных фабриках… Все потому, что кровь курящих людей, теплая живая кровь, была невероятно отвратительной на вкус! И попадалась она все чаще и чаще…
Неужто тебе такие длинные и логичные сны снятся?
