*Ия*
Reassuringly expensive
сказание о целебной разлуке
Посвящается женщине.,,
Я все-таки ее бросила. Те, кто видел нас вместе, никогда бы не поверили. Многие и сейчас не верят. Мол, милые бранятся, и прочие народные мудрости.
Она, кстати, тоже никак не могла понять, что все, паровоз уехал, и ничего у нас больше не будет. Да, мы много лет были близки. Да что я говорю: мы просто не могли прожить друг без друга ни дня, ни полдня, ни часа.
Если ее не было рядом со мною — я бесилась, я готова была убить первого встречного без причины, просто потому что я все время думала о ней, и у меня дрожали и становились противно влажными ладони, колотилось сердце и сжималось, и в голове тупо стучало: тук-тук, где она? тук-тук — сколько еще без нее?
За что эта пытка?
Я вспоминала ее белую кожу — мои пальцы до сих пор помнят на ощупь ее линии, и этот сумасшедший ее запах! — я могла найти ее просто по запаху, я чуяла ее за несколько метров, как голодное животное, и вела себя как животное: грубо хватала, сжимала всю и, наверное, когда-нибудь задушила бы просто от радости встречи.
Она всегда находила мои губы первой, губы, язык, а дальше у меня просто кружилась голова, и подгибались колени от счастья. Но первой она была только в этом. А в остальном — она разыгрывала всегда один и тот же спектакль: она исчезала, и никогда не искала меня, а добивалась, чтобы я сама ее находила. Чтобы металась порой по городу ночью, буйно-пьяная, в мыслях только о ней.
Она знала свою власть. Она ждала, спокойная, внешне бесстрастная, и точно знала — я приду за ней на край Вселенной и возьму ее, и разгорится дикий огонь, сжигающий самую суть и дающий утоление этому противоестественному желанию.
Я не знаю, любила ли она меня, но я... да, я любила ее, под косыми взглядами ханжей обоих полов, под шорох насмешек, под презрительными ухмылками. Даже когда я изменяла — я все равно любила ее, и когда я встречалась губами с какой-то другой, чужой, — я всё равно была верна своей любимой. Я была привязана к ней, казалось, намертво, я понимала, что подсела на эту штучку, как на наркотик. И ничего не делала, чтобы избавиться от этой ненор-мальной зависимости, и жаждала ее сладости и ее горечи снова и снова.
А теперь я бросила ее. Сама. Я просто сказала себе: «Хватит». И выкинула все вещи, которые напоминали мне о ней.
И вот тогда — вы не поверите! — она стала караулить меня на всех углах, но я проходила мимо, не глядя, и тогда ее образ, ее запах стал преследовать меня даже во сне.
Мое тело бунтовало без нее, я и не ведала, что могу в прямом смысле сохнуть от тоски. Я похудела, я перестала встречаться с другими, подобными ей, потому что не желала больше таких отношений. Но часто мои губы предавали меня: они горели, пересыхали и кричали: «Дай нам ее! Верни ее, пока не поздно!»
Но — поздно. Мы больше не будем вместе. Прости, моя любимая, прощай, моя последняя, моя дорогая сигарета.
Посвящается женщине.,,
Я все-таки ее бросила. Те, кто видел нас вместе, никогда бы не поверили. Многие и сейчас не верят. Мол, милые бранятся, и прочие народные мудрости.
Она, кстати, тоже никак не могла понять, что все, паровоз уехал, и ничего у нас больше не будет. Да, мы много лет были близки. Да что я говорю: мы просто не могли прожить друг без друга ни дня, ни полдня, ни часа.
Если ее не было рядом со мною — я бесилась, я готова была убить первого встречного без причины, просто потому что я все время думала о ней, и у меня дрожали и становились противно влажными ладони, колотилось сердце и сжималось, и в голове тупо стучало: тук-тук, где она? тук-тук — сколько еще без нее?
За что эта пытка?
Я вспоминала ее белую кожу — мои пальцы до сих пор помнят на ощупь ее линии, и этот сумасшедший ее запах! — я могла найти ее просто по запаху, я чуяла ее за несколько метров, как голодное животное, и вела себя как животное: грубо хватала, сжимала всю и, наверное, когда-нибудь задушила бы просто от радости встречи.
Она всегда находила мои губы первой, губы, язык, а дальше у меня просто кружилась голова, и подгибались колени от счастья. Но первой она была только в этом. А в остальном — она разыгрывала всегда один и тот же спектакль: она исчезала, и никогда не искала меня, а добивалась, чтобы я сама ее находила. Чтобы металась порой по городу ночью, буйно-пьяная, в мыслях только о ней.
Она знала свою власть. Она ждала, спокойная, внешне бесстрастная, и точно знала — я приду за ней на край Вселенной и возьму ее, и разгорится дикий огонь, сжигающий самую суть и дающий утоление этому противоестественному желанию.
Я не знаю, любила ли она меня, но я... да, я любила ее, под косыми взглядами ханжей обоих полов, под шорох насмешек, под презрительными ухмылками. Даже когда я изменяла — я все равно любила ее, и когда я встречалась губами с какой-то другой, чужой, — я всё равно была верна своей любимой. Я была привязана к ней, казалось, намертво, я понимала, что подсела на эту штучку, как на наркотик. И ничего не делала, чтобы избавиться от этой ненор-мальной зависимости, и жаждала ее сладости и ее горечи снова и снова.
А теперь я бросила ее. Сама. Я просто сказала себе: «Хватит». И выкинула все вещи, которые напоминали мне о ней.
И вот тогда — вы не поверите! — она стала караулить меня на всех углах, но я проходила мимо, не глядя, и тогда ее образ, ее запах стал преследовать меня даже во сне.
Мое тело бунтовало без нее, я и не ведала, что могу в прямом смысле сохнуть от тоски. Я похудела, я перестала встречаться с другими, подобными ей, потому что не желала больше таких отношений. Но часто мои губы предавали меня: они горели, пересыхали и кричали: «Дай нам ее! Верни ее, пока не поздно!»
Но — поздно. Мы больше не будем вместе. Прости, моя любимая, прощай, моя последняя, моя дорогая сигарета.
