Мирный торговый город всего за несколько недель превратился в настоящую крепость, ощетинившуюся тремя рядами обороны и начавшую выпускать всё необходимое для себя оружие, в том числе, танки и бронепоезда. Одесситы совершенно серьёзно готовились сражаться не только на подступах к городу, но и в самой Одессе. В первый раз советской песне появилась тема о том, что войска покидают свои города. Фашисты летом 42-го были уже возле Москвы и Ленинграда. Подходили к Сталинграду. Именно поэтому наши солдаты не только плакали во время исполнения «Мишки», но в финале вставали со своих мест, давая понять, что они все сделают, чтобы воображаемая сцена возвращения быстрее материализовалась. В августе-сентябре 1941 года, благодаря работе фронтовых журналистов и работников информ-бюро, весь Советский Союз знал о том, что одесский гарнизон, состоящий из обескровленных дивизий приморской армии, ополченцев и отрядов моряков, не просто защищает город от пятикратно превосходящего противника, но и бьет его, переходя в контрнаступление. Весь Советский Союз знал о том, что одесситам сотнями сдаются в плен деморализованные румыны, рассчитывавшие взять Одессу всего за три дня.
Особо трепетно песню воспринимали одесситы. Многие из них считали, что она написана лично о них.
На имя Утесова пришло 262 письма. Все они были от одесситов с именем Михаил. Наибольшее впечатление произвело на артиста одно письмо:
«Вы вчера исполнили одну песню «Одессит Мишка». Не знаю, кто эту песню сочинил и где он взял материал для нее. Но я знаю, что эта песня только про меня, ибо кто последним ушел с Одессы — это я. Я оставил там мать, я оставил там свою любовь, я оставил все, что мне было дорого в моей Жизни. И вот когда я услышал эти слова Ваши, у меня загорелись глаза и я стал весь дрожать. У меня потекли слезы, ибо я не в силах был удержать их. Правда, многие зрители смотрели на меня и не знали, чем это объяснить. Но, конечно, никто не мог знать, чем это объяснить. Одесса была приятна для Одессита, и, когда Вы ее исполняли, во мне чуть душа не разорвалась в клочья, Леонид Осипович. Ваши слова в песне, где вы поете: «Ты одессит, а это значит...» В этой фразе можно только догадаться, что одесситы — это люди смелые, которые не боятся смерти, ибо я, когда оставлял Одессу, штыком своей винтовки прикончил трех мародеров и вышел из этой схватки невредим. Я тогда не плакал, и вот теперь, когда я услышал эту душераздирающую песню, я заплакал так, что все вокруг сидящие обратили на меня внимание.
Леонид Осипович, Вы меня извините, что я написал скверно. Но я лучше писать не умею. Дело в том, что я хотел Вам изложить свою Благодарность за хорошее исполнение этой песни, ибо она сложена только про меня. А поэтому прошу Вас выслать мне эту песню, и с этой песней я буду еще больше бить гадов. Буду мстить за нашу Красавицу Одессу. Мой адрес: Действующая Красная Армия ППС 736 п/я Одиннадцатый Гвардейский Батальон Минеров. Бендеровскому М.Б.».
Это письмо очень тронуло Леонида Осиповича. Он почтой отправил Бендеровскому слова и ноты «Мишки».
Однажды в доме первого джазмэна Советского Союза во время небольшой передышки между гастролями по фронтам раздался звонок. На пороге стоял коренастый блондин с серыми глазами. Под телогрейкой у него виднелась тельняшка.
— А вот и я! — радостно сказал незнакомец.
Утесов с недоумением стал всматриваться в лицо гостя, и тут он шестым чувством догадался, кто перед ним:
— Мишка!
— Да, Леонид Осипович. В отпуск на три дня.
За столом Мишка говорил:
— Ничего, будет полный порядок, и чтобы я солнца не видел, если я в Одессу не приду!
— Миша, а кем вы были до войны? — спросил его артист.
— Шофером, — ответил он.
— Ну вот, кончится война, Миша, приезжайте ко мне в Москву, будете у меня шофером.
Бендеровский поблагодарил Леонида Осиповича и в наплыве чувств воскликнул:
— А иначе и быть не может!
Освободили «жемчужину у моря» весной 1944-го.
Однако после окончания Великой Отечественной Михаил Бендеровский не приехал работать водителем у Утесова. Спустя много лет, вспоминая эту историю, певец с горечью заметил: «Он был человек слова. Значит, не стало Мишки. Лишь в песне остался...