Все известные историкам крупные эпидемии, так или иначе, были сопряжены с поиском врагов, с ростом социальной напряженности. За этим целый ряд причин: прежде всего, то, что угроза невидима, и нам очень трудно избавиться от искушения найти виновника в конкретной группе людей, которые ниже нас по статусу или, напротив, выше. С этим связано то, что стигматизации подвергаются не только заболевшие, но и врачи, и члены их семей, и люди старшего возраста: в них начинают видеть непосредственный источник опасности. Кроме того, тревога, связанная с новостями о росте числа заболевших и умерших во время пандемии, повышает чувствительность к негативной информации в целом. Исследования показывают, что мы становимся более склонными переоценивать самые разные угрозы, в том числе и преступность, и рост безработицы (у страха глаза велики). И конечно, в ситуации неконтролируемой угрозы люди склонны искать могущественного врага, которому можно приписать причины происходящего. В какой-то степени это повышает нашу самооценку и воспринимаемый уровень контроля над ситуацией.
Растет и уровень враждебности. Недавно проведенное совместно с ВЦИОМом исследование показало, что около 25% опрошенных проявляют повышенную враждебность. Конечно, пандемия запускает целый ряд кризисных процессов, прежде всего экономических. И в конечном счете эти конспирологические теории являются ответом на те базовые противоречия, которые уже сложились в обществе, просто обострились в связи с этими глобальными рисками. Кроме того, есть ведь целый ряд психологических, а в некоторых случаях когнитивных эффектов, которые затрудняют, искажают оценку опасности.