Еще в прошлом году главный внештатный психиатр-нарколог Минздрава России Евгений Брюн в интервью «Известиям» заявил, что вытрезвители вернутся, а функции по контролю возьмет на себя Министерство труда и социальной защиты. Но, как говорится, воз и ныне там. В Минтруда от вытрезвителей открестились, а Евгений Алексеевич советует теперь говорить напрямую с законодателями, ибо «мертвая тема». Добровольно ни одно ведомство брать на себя ответственность не решается.
С закрытием вытрезвителей показатель «пьяной преступности» пополз вверх, в то время как уровень безопасности медицинских работников понизился.
Получается, набедокуривших алкоголиков заберет полиция, искалеченных — медики, но как быть с остальными — здоровыми, пьяными и тихими или, наоборот, буйными? Вопрос остается открытым. Тем временем «Российская газета» приводит данные Росстата: от случайных отравлений алкоголем за первые 6 месяцев 2017 года умерли 1028 человек, а за такой же период 2018 года — уже 3252 человека. При этом каждое пятое преступление в стране совершается людьми, находящимися в состоянии алкогольного опьянения.
«Некоторых попавших в вытрезвитель привязывали к скамьям, если те сопротивлялись либо не могли сидеть самостоятельно. Затем милиционеры забирали деньги и документы, фотографировали попавшего к ним человека, затем раздевали — часто очень грубо, попросту обрывая пуговицы. В некоторых вытрезвителях голову «посетителя» могли наголо обрить», — вспоминает блогер MAXIM_NM.
Оплачивали ночевку сами постояльцы. Всё как положено, с квитанцией: в 1972-м году, к примеру, пребывание в «трезвяке» обходилось в 15 рублей (для сравнения, за 10 рублей можно было посмотреть «Лебединое озеро» в партере Большого театра и на остаток прикупить баночку красной икры в 140 г — если, конечно, знали, где взять)
«Над студентом повисала угроза отчисления при повторении проступка. Средний советский труженик мог лишиться премии и тринадцатой зарплаты, его отодвигали назад в очереди на квартиру. Он мог забыть и о льготных путевках в дом отдыха или санаторий. Поэтому те, у кого были деньги, порой откупались от таких «звонков счастья», — отмечает пользователь Esaul46rus.
За границей решают проблему по-разному. В Канаде, например, по пятницам и субботам с 30 ноября по 31 декабря, а также в канун Рождества и Нового года объявляется операция «Красный нос» (в честь красного носа оленя Рудольфа из упряжки Санта-Клауса). В это время на улицах можно встретить сотни волонтеров в алых жилетах, готовых бесплатно отвезти домой «уставших» водителей. Вытрезвители есть в Чехии, Эстонии, Польше (о последних даже шутят — это, мол, самые дорогие отели страны), Швейцарии. В Германии «камеры вытрезвления» открыты при полицейских участках и клиниках. В Белоруссии, как и в России, вытрезвители сначала закрыли, но поняли, что погорячились, и через восемь месяцев после запрета снова открыли.
«Вытрезвители нужны однозначно. Не знаю, в честь чего было принято решение о закрытии — разве люди перестали пить?» — удивляется начальник нижегородского пункта оказания помощи лицам, находящимся в алкогольном опьянении, при муниципальном центре «Надежда» Михаил Булулуков.
В Нижнем Новгороде такой пункт один на весь город. Открыли в 2015 году по инициативе местных властей, все услуги бесплатные, за счет администрации. В смене работают четыре человека: фельдшер, санитарка, охранник и администратор. Проводят первичный осмотр, если нет серьезных травм, оставляют «уставшего» путника на ночь. Анонимно и добровольно.
За время работы через этот пункт прошли 30 тыс. человек, 20 из них персонал реально спас жизнь — оказали первую помощь и вызвали «скорую». Сердце, оно ведь не железное, часто не выдерживает алкогольной нагрузки — человек задыхается, теряет сознание, и хорошо, что специалисты рядом.
«Ведем статистику: если раньше доставлялось больше людей, а оставалось меньше, то сейчас идет спад доставленных, но увеличился процент остающихся, — объясняет Михаил. — Поначалу люди вспоминали прошлые вытрезвители. «Нет, не останусь, еще в камеру посадите», а потом понимали, что никто тебе холодный душ устраивать не будет или привязывать, — всё достаточно демократично — и оставались».
«Помню, в 2015 году привезли гаишники мужичка — как потом выяснилось, дальнобойщика. Только представьте: у него наличкой денег было чуть больше миллиона! Остался бы он на улице, чтобы с ним было? За 100 рублей убивают, а за миллион… Выспался, отдали ему всё, и он спокойно уехал», — не без гордости рассказывает Михаил.
Контингент разношерстный. Чаще привозят мужчин, некоторые еще те ходоки — по 3–5 раз посещают местный вытрезвитель. Что самое обидное, в основном это народ в самом расцвете сил и трудовой активности — 35–45 лет. Бывают и женщины. «Атомная война», как «ласково» описывает Михаил визиты дам. Если бы тихо засыпала, так нет — тянет поговорить.
«Наслушаешься… Сядет к охраннику и давай ему плакать, какая у нее жизнь плохая. И спляшут, и поплачут, и песни споют, — продолжается Михаил. — Была женщина, всё кричала: то у нее сумку украли, то еще что-то. А утром, уходя, встала в дверях, повернулась: «Ну вы, это, не обижайтесь… Спасибо!»
Михаил сокрушается: один вытрезвитель на весь город — это, конечно, маловато. Да и проблема с доставкой — «полицейские могут кого-то привезти, а медики пьяных возить не имеют право».
«Были бы у нас две машины, хотя бы одна, чтобы мы могли сами подбирать людей на улице, — мечтает. — Как-то профессора привезли. Отмечал защиту своей ученицы в ресторане, потом с другом зашли еще в какое-то кафе — выпили еще по 50 г. Потом пришел на остановку, сел, и дальше его выключило. Замерз до такой степени, что уже не мог встать, а человек-то порядочный. Хорошо, прохожие заметили».
«Кто-то открывает такие учреждения ближе к социальным объектам, где-то появляются небольшие анклавчики на базе лечебных учреждений. Есть регионы, которые решили эту проблему более системно — Татарстан, Белгородская область, Нижний Новгород. Они создали свою нормативную базу, — поясняет Валерий Рязанский. — Мы подготовили проект закона, направили его в правительство с целью придания ему общефедерального стандарта. Предложили отдать полномочия субъектам Российской Федерации, а если они посчитают возможным — передать часть из них дальше на муниципальный уровень. Потому что вопрос сегодня решается в конкретных муниципальных образованиях, и как правило это города численностью не меньше 20–30 тыс. человек, потому что открывать вытрезвитель в небольшом поселке никто не будет, не говоря уже о деревне».
По словам сенатора, каждый медвытрезвитель обходится муниципалитету в 10–15 млн рублей — сумма огромная, не всякий бюджет потянет.
В год только через вытрезвитель в Белгородской области проходит почти 10 тыс. человек, цифра по Башкортостану — 13–14 тыс. человек. Кто-то из клиентов уже смекнул, что в «трезвяке» тепло, светло и мягко спать, так что порой частенько злоупотребляют гостеприимством. Но законодатели настроены решительно: вытрезвитель — это не просто перевалочная база. Так, например, в Татарстане о постоянных посетителях узнают и совет жильцов, и местный участковый, а информация о подростках ляжет на стол комиссии по делам несовершеннолетних.
«Если человек попадает не первый раз, надо посмотреть, что в семье, какая там ситуация, если есть дети — как ребята себя чувствуют в школе, — говорит сенатор. — Нужно лечение — тогда это дело медицины. Если алкоголем злоупотребляет папа или мама, то это уже сигнал тревоги участковому, органам опеки. Должны быть какая-то реакция со стороны общества. Мы с коллегами пытаемся найти ответы на эти вопросы, потому что в основе всё равно потеря здоровья, а порой и жизни людей по их халатности».
Валерий Рязанский надеется, что с порядком работы вытрезвителей удастся определиться до конца весенней сессии. «Известия» продолжат следить за ситуацией.
