Фромм душноват лично для меня, слишком морально ориентирован
мне ближе французы
О любви можно сказать все, и о ней невозможно сказать что-либо. Любовь существует, и точка — вот и все. Любят мать, Бога, природу, женщину, птичек, цветы: это слово, ставшее лейтмотивом нашей глубоко сентиментальной культуры — самое пафосное в нашем языке, и при этом самое неясное, самое расплывчатое, самое невнятное. По сравнению с кристаллической структурой соблазна, любовь — это жидкий, даже газообразный раствор. Любовь — это разрешение [1]. Все растворяется в любви, любовью все разрешается. Разрешение, растворение всех вещей в гармонии страсти или в обычном либидо, любовь — это нечто вроде универсального ответа, надежда на идеальное общение, на возможность мира синкретических [fusionnelles] взаимоотношений. Ненависть разъединяет, любовь объединяет. Эрос — это то, что связывает, сопрягает, сочетает, побуждает к ассоциации, проекции, идентификации. «Любите друг друга». Говорил ли кто-нибудь когда-то: «Соблазняйте друг друга»?
Но я предпочитаю форму соблазна, которая поддерживает гипотезу о загадочной дуэли, неистовом побуждении или притяжении, форму, которая является не ответом, а вызовом, скрытой дистанцией и постоянным антагонизмом, что допускает правила игры, — я предпочитаю эту форму и ее пафос дистанции, нежели любовь и ее пафосное сближение. Я предпочитаю дуальную форму соблазна универсальной форме любви. (Гераклит: это антагонизм стихий [éléments], существ и богов, творит игру становления, а не универсальная текучесть и любовное смятение, боги противостоят друг другу и соблазняют друг друга. А любовь как принцип творения, которая придет вместе с христианством, положит конец этой большой игре).
Вот почему о соблазне возможно говорить, ведь он является дуальной и внятной формой, тогда как любовь — это универсальная и невнятная форма. Пожалуй, только соблазн и является действительно формой, тогда как любовь — лишь размытая метафора падения существ в индивидуализацию и изобретение, в качестве компенсации, универсальной силы, влекущей существ друг к другу, — что за проведение, что за чудесное проявление воли, что за гром среди ясного неба, с помощью которого существам якобы предназначено любить друг друга, благодаря какому безумному воображению возможно постичь фразу «Я люблю вас», постичь, что люди любят друг друга, что мы любим друг друга?… Это не что иное, как безумная проекция всемирного принципа тяготения и равновесия, проекция, которая является чистейшей фантасмагорией. Субъективной фантасмагорией, страстью, исключительно модерной.
