Когда на землю опускаются сумерки, и первые звёзды мерцают на небосводе, Она вдыхает терпкий аромат приближающейся ночи, раскидывает по плечам свои непослушные, как стадо диких лошадей, волосы и поднимает глаза к сводчатому потолку. На нём можно прочесть всю историю человечества.
— Госпожа, вы уже готовы? – спрашивает прислужница.
— Обожди, мне надо настроиться на струны судьбы.
Минута, другая — Она уже слышит неспешные шаги приближающейся ночи и крик новорожденных младенцев.
— Всё, теперь можно, — говорит Она. – Тащи сундук.
Прислужница выдвигает на середину залы огромный металлический сундук, исписанный древними, не известными ныне живущим людям, письменами. На этом языке говорили и писали те, кто стоял у истоков мироздания.
— Поварёшка! – командует Она.
Прислужница подаёт огромную, почерневшую от времени, поварёшку.
— Список!
За поварёшкой следует увесистый пергамент. Она разворачивает его, и перед ней мелькают сотни тысяч имён.
— Так, приступим, — произносит Она и откидывает крышку сундука — оттуда вырывается голубоватый пар.
– Джон Рид, родился в первую минуту полуночи.
Она зачерпывает своей старой поварёшкой из сундука и присматривается к её содержимому.
— Так, так… Что у нас? Мезальянс! Ну, в последнее столетие это не редкость. Не то, что раньше. Пусть хоть этот будет по любви!
Она отпускает «мезальянс» на волю и три раза по часовой стрелке перемешивает поварёшкой содержимое сундука.
— Даниил Зильбер, — читает она. – А это что? Баритон…. Да, неплохо, неплохо, особенно если его обладатель имеет приятную внешностью.
И тут же перед её взором предстают крючковатый нос и выдающиеся вперёд зубы.
— Ну, ничего, ничего, пластическая хирургия сейчас творит чудеса, — Она поспешно отпускает трепещущий и брыкающийся «баритон» на свободу, и снова зачерпывает из сундука.
— Абиг Газини — вторая минута после полуночи. О, нет! Снова автомат Калашников? – по её щеке скатывается прозрачная изумрудная слеза. – Но почему, почему я не могу ничего с этим поделать?!
Несколько секунд требуется ей, чтобы собраться с силами и вновь запустить поварёшку в сундук.
— Анна Максимова, ну-ка, посмотрим, первая девочка на сегодня. – Это что такое?! Фикус? Как может этот незыблемый символ домостроя стать решающим в чьей-то судьбе?! Она пытается сосредоточиться и что-нибудь придумать, но тут перед глазами против её воли проплывает улыбающееся лицо девушки, такой милой, трепещущей жизнью, с большим горшком фикуса – подарок сотрудников на работе. Огромные лоснящиеся листья растения настолько заслоняют обзор, что девушка не замечает машины, несущейся на неё из-за угла.
— Так тоже иногда бывает, ничего, ничего не поделаешь, — грустно вздыхает Она.
Поварёшка снова опускается в сундук.
— Владислав Заславский. Что же тебе предначертано? Диплом медицинского института! Не плохо.
Ей представляется кучерявый юноша, склонившийся над учебниками при свете лампы. Она уже хочет отпустить «диплом мединститута» на волю, как тут озарение посещает Её.
— А что если?…. Город ведь тот же! Что если, он будет спешить на встречу с другом и окажется на том же самом углу, в тот же самый день и час, что и Анна?! Так тому и быть!
Она облегчённо вздыхает, взбивает свободной рукой свои непослушные волосы и улыбается.
Так всю ночь, не отходя от сундука, Она делает свою важную работу. Когда первые лучи солнца пробиваются сквозь круглое отверстие в сводчатом потолке, прислужница подходит к ней и берёт из рук поварёшку.
— Вам что-нибудь надо, госпожа?
Она медленно опускается на ложе, покрытое шкурами северных зверей и шепчет:
— Принеси мне стакан кефира.
Прислужница удаляется, Она закрывает глаза, а в голове её проносятся тысячи будущих человеческих жизней. Нет, не простая, не простая эта работа быть Вершительницей Судеб. Теперь Ей необходимо отдохнуть и набраться сил, пока сумерки снова не обретут власть над землёй.
А вы верите, что все предопределено? Или наша судьба в наших руках? Можно ли изменить предначертанное своей жизнью?
Любашик ты у нас успеешь за всем этим? 
ЯЯЯ
