Роман Татьяны Росней "Ключ Сары" продолжает популярную нынче тему геноцида евреев. Я об этой книге ничего не знала, пока в мае не начала делать подборку подобной литературы. И мне посоветовали и для подборки и для чтения. И даже прислали электронный вариант с комментарием: "Не могла заснуть, пока не дочитала". Не скажу, что книга не давала мне спать до последней страницы, но - зацепила.
О чем же "Ключ Сары"?
Первая сюжетная линия. 1942 год. Франция, Париж. Варфоломеевская ночь, но облавы в этот раз устраиваются на евреев. В историю эти дни вошли как "Облава Вель д’Ив". Французская полиция пришла за семьей - папа, мама, восьмилетняя девочка и четырехлетний мальчик. Не немцы, а сами парижане. Девочка, Сара, втайне от родителей прячет брата в шкаф и запирает его там - они же скоро вернутся. Сара уверена, что вернутся. И она уходит, унося ключ от шкафа в кармане. И начинается УЖАС. В каждой букве романа.
Сара возвращается. Спустя пару месяцев, пережив ужас концлагеря, ужас ночного леса, ужас темного подвала. Все это время она не расстается с ключом от шкафа, в котором остался брат. Но квартира уже занята семьей самых обычных французов. Семьей, которая даже не догадывается о существовании жуткого шкафа в одной из своих комнат.
Вторая сюжетная линия. Первое десятилетие 21-го века. Американка-журналистка, жена потомственного парижанина, пишет статью о том, о чем французы стараются не вспоминать. О тех днях 1942 года. Случайно выясняет, что семье ее мужа квартира досталась весной 1942 года. Она начинает выяснять, кто жил в квартире до них. Журналисты, они же дотошные.
Книга цепляет, держит в ожидании новых жутких открытий. Что завтра будет с Сарой? Куда она делась, если все-таки избежала печей Освенцима? Как сложится дальнейшая семейная жизнь американки, которую все просят не ворошить прошлое и не пытаться узнать то, что знать никому не хочется? Но она, с маниакальным американским упорством, копает историю глубже и глубже.
И правда, нужно ли продолжать идти в направлении, которое гарантирует только печальные знания?
Плакать над книгой мне не хотелось. Но было очень жалко маленькую девочку, винившую себя всю оставшуюся жизнь. Было очень жаль вторую девочку, без которой Сара не смогла бы решиться на побег из лагеря. Что должно было произойти с детской психикой, если Сара никому, даже своей семье, не рассказывала о своей национальности и детстве? Может ли человек вынести такой груз памяти? Не может. Это и раскапывает американская журналистка - невозможность дальнейшей нормальной жизни. Но делает ли она добро своими поисками? Я не уверена. Не знаю, хотела бы я узнать о своей семье такую правду. Даже для того, чтобы потом гордиться. Сколько на свете людей, не знающих свое истинное прошлое? Тысячи? Сколько тех, кто узнал правду о своей семье и сломал себе жизнь? А американка жизни ломает, пусть даже потом и наступает хэппиэнд.
В книге отлично показаны характеры всех без исключения героев. Мрачноватый свекр, истинный парижанин-муж, дотошная журналистка, уставший итальянец. Вызвал ли кто-нибудь из книжных героев у меня симпатию? Разве что искренняя семья французов, для которых дети - это дети без оглядки на их национальность. И дочка американки.
Изначально кажется, что главных героев в книге двое - Сара и журналистка. Но это только кажется. На самом деле, главных героев трое. Есть еще брат Сары. Брат, произнесший всего пару слов за всю книгу. Дальше он живет только в мыслях Сары. Живет в ее мыслях до самой ее смерти. Но о ее мыслях после войны не знает никто, даже самые близкие люди. И это страшно. Как страшно и непонятно то, что французы, живущие на территории бывшего концлагеря, ничего не знают о том, что происходило здесь несколько десятилетий назад.
Честно скажу, что читать главы о 1942 году мне было интереснее, чем главы о журналистском расследовании. Сара не отпускала и, читая о личном расследовании журналистки, хотелось снова вернуться к маленькой девочке, занимающейся самобичеванием из-за повернутого в замочной скважине ключа. Часть, затрагивающая 21 век, отдает каким-то мелодраматичным привкусом. И ненатуральностью. Сара в душу запала. Журналистка - нет. И, когда судьба еврейской девочки стала известна, я продолжала читать уже без "скорее, скорее, что же дальше?" Дальше стало нетрагично, а сериально.