Подвал. Мрак, вентиляция гудит как дыхание монстра. Подросток, 14 лет, затаился у двери — слышит разговор.]
Первый голос (резкий, срывающийся):
— Люди не настолько тупы. Они будут видеть, как у близких отказывают лёгкие, как дети хоронят отцов с чернеющими губами. Как сорокалетние задыхаются в палатах, словно выброшенные на берег рыбы. И остановятся. Поймут.
Второй голос (холодный, как лезвие):
— Нет. Они будут идти в смерть с тем же упорством, с каким лайкают рекламу новых вкусов. Ты недооцениваешь тягу к саморазрушению, когда она подаётся с подсветкой и скидкой.
Первый голос:
— Ты не понял. Мужику 35, отрезали треть лёгкого, месяцами блевал от химии, потерял работу, семью, остатки надежды. Об этом напишут. Это покажут. Люди начнут задумываться.
Второй (со смешком):
— И в этом же выпуске — "арбуз с холодком", с ароматом райского побега. Они не думают, они ищут способ забыться. А мы им его дадим.
Первый (в отчаянии):
— Неужели ты правда думаешь, что взрослые люди с дипломами, с детьми, будут сосать пластиковую палочку со вкусом, блядь, жидкого мыла и туалетного освежителя воздуха?
Второй (жёстко):
— Будут. Потому что мы скажем, что это свобода. Что это красиво. Что это — выбор. А выбор прощает смерть, если она в обёртке.
Пауза. Гудит вентилятор. Подросток за дверью слышит, как кто-то чиркает зажигалкой — не табак. Что-то новое.