- Сообщения
- 2.218
- Реакции
- 3.384
- Метод
- Иглоукалывание
Фонтастическая сага..
„Бессмысленно ненавидеть того, кого любишь. Действительно любишь.“ - Джон Леннон
Она.
… Она посмотрела на размороженную курицу в мойке и неожиданно её почти стошнило от отвращения. Затолкала курицу обратно в холодильник, выпила таблетку анальгина от головной боли, приняла душ, и едва обтёршись, выключила свет, свернулась калачиком на большой кровати и затихла ожидая когда в виски перестанет стучать выпитый накануне алкоголь.
Её тошнило от отвращения к себе.
Она не понимала почему час назад, в этой же постели гибко металась сгребая простыни, кусала свои и чужие губы, жарко трахаясь с тем, кого надеялась полюбить, и когда уже почти поверила в это, вдруг начала трезветь и торопливо выпроводила за дверь того парня, потому что почувствовала знакомую, нехорошую пустоту в которой уже никого ненужно.
- «Это со мною что то не так!» - Сказала она ему честно, спокойно и опустошённо. Теперь она боялась думать том, что так часто и безжалостно приходило ей в голову. Один из тех кто приходил к ней, как то спокойно и цинично сказал: «Любви вообще небывает». И потом доказал это. Теперь эта мысль снова ужалила её и она стала молится кому то. В той распяленной курице на кухне увидела она самоё себя, и сейчас молча завыла в темноту с открытыми глазами и просила о любви сжимая зубы, неизвестно кого на небе… И больше ни о чём.
Мышкин.
… Человек, не меряющийся силами с мирозданием, рано или поздно дисквалифицируется до жирненького сыча. Глаза этой особи говорили Мышкину, что перед ним занудный бегемот с протухшим взглядом. Что за последний год он прочёл только ироническую серию дефективов. Что вечерами он смеётся над шутками своего друга телевизора и под его присмотром пьёт пиво. Что он не совершит до конца дней своих ничего, что выходило бы за пределы типовой биологии. Т. е - представитель обывателей - существ милых, исправных, но никем никогда не принимавшихся всерьёз, за отсутствием причин это делать. Сыч был пьян, раздосадован и хотел понимания.
- Использовала меня, прикинь, сука? – Говорил он помахивая пивом. – Люблю говорит, а потом когда потрахались, смотрит как на предмет, – «вон поди!»… Сукка!..
Они сидели в ночном баре где было разрешено курить, и куда Мышкин иногда заходил против своей воли выкурить одну единственную сигарету. Разрешив себе иногда эту слабость, он поставил и условие – только одну!
- «Сашок!» - саркастически подумал Мышкин когда тот представился. – «Лет 35 – а он всё ещё Сашок, блядь!» - Отчасти его раздражение было понятно, - Сашок прикуривал одну за одной…
- Ну вот чо ей надо? – Выдыхал он табачную вонь. – Вот видишь девчонки сидят? Ща сниму, хочешь?
- Ты МНЕ, чото доказать хочешь? – Спросил Мишкин. Сашок молча пошёл к столику «девчат». Скоро там весело захохотали, и улыбающийся Сашок вернулся, торжествующе подмигнул:
- Ща вот с той, сиреневой поеду ебатся. – Он прикурил, кивнул. – Хочешь познакомлю?
Мышкин посмотрел на соседей. «Девчата» с готовностью улыбались им помахивая бокалами. Сашок значит, заказал им выпивки… Офисные «девчата»...
Их будто бройлеров выбирают по весу, толщине ляжек, объёму сисек и возрастной потёртости в позе – «раком». Их реально дохуя везде, а полезность настолько сомнительна, что эта прислуга начинает чувствовать себя человеком лишь когда её низводят до «оказания услуг за деньги», а не там, где она решает за себя сама.
- А как же любовь? – Спросил Мышкин. Сашок тяжело посмотрел на него оцепеневшим взглядом.
- Анахуя? – Возразил он. – Вот скажи, нахуя кому то любовь? Для головняка?
- Ты же верующий? Вот и Толстой например говорит; Бог есть любовь.
- Хто? – Осклабился Сашок. - Тот кто помер в эбенях без, не только любви, но и просто ухода?
- А эти.. – Он кивнул на столики, - Они равнодушно меня зарежут - а я их любить должен? У меня ещё башню не сорвало... – он смотрел с уверенностью древнего ящера в своей правоте.
- Вопрос так можно ставить только если тебе само понятие любви неизвестно.
- Расскажи. За что я должен их любить… - Он сел и не мигая смотрел в стол.
- Если бы людей «было за что любить» - этот процесс назывался бы не любовью. И рассказывал бы его фон Хайек, а не Толстой и Пушкин...
- Слился ты.. Хаек.. хуяек… Вопрос ответь?!..
- Понимаешь, «за что любить», - вопрос , типа, «за что дышать». Дышат не потому, что воздух этого достоин, а потому что лёгкие есть.
- Слился!! – Его голос внезапно осип, он резко встал, отвернулся и пошёл к выходу… На «девчат» он даже не взглянул…
«Нет способа узнать то, что ты знать не можешь Дальше сам.» - Подумал Мышкин выходя…
Внезапно небо озарилось вспышкой и он увидел как ярко - фиолетовый шар с образом, напоминающим человека внутри, пролетел над ним и исчез в садиках коттеджного посёлка. Потом в перепонки ударил свистящий грохот догнавшей его звуковой волны…
Мышкин зачем то двинулся в парк над которым мелькнул странный метеор. Ему нужно было развеятся...
Бох.
…Тысячелетиями испаряются забытые Боги в своих Эдемах. Медленно мечтают свои мечты во Вселенной и поливают вечерами сад живой водою собственных иллюзий, чтобы полюбоваться утренней росою на лепестках, даже тогда, когда в саду остаётся единственная роза.
… Актуализация – дело хлопотное. Уже пару тысячелетий, забытый Бог жил один на задворках Вселенной, вполне смирившись с личным забытьём, размеренно и молча. Забытых богов было немало во Вселенной, но он – немногий, кто предпочёл одиночество, быстро уставая от бесконечной болтовни гостей о приносимых когда то им кровавых жертвах, безжалостных наказаний непокорным, войнах, потопах и былом величии, от которого на Земле до сих пор ходят легенды… Он давно знать не хотел ничего о Земле. Всеведение он тоже уже не включал…
И вдруг, разрывая извечный тихий звон Вселенной прерывистым вздохом, почти к самым к его ногам рухнула Молитва. Это был неказистый, неправильно составленный ритм – мыслеформа, в которой кроме эмоций почти и не было никакого смысла. Но сам этот факт обращения, снова актуализировал его существование, придавал ему цель, смысл и силы. Теперь ему непременно нужно было отправляться в путь.
…Он летел строго по прямой, пересекая третью орбиталь планеты со стороны Солнца, притворившись обычным коронарным выбросом массой в несколько миллиардов тонн, а когда планета повернулась к нему точкой сигнала, вернулся в обычное человеческое тело и… врезался в атмосферу!
Совершенно забыв об этом, не включив всеведение по вековой привычке, он за доли секунды вспыхнул от страшной скорости, кожа съёживалась, чернела, пузырилась и отлетала клочьями, начинали обугливаться мышцы, обнажились кости черепа а когда вскипел мозг, он начал терять сознание… Теперь бурлила в горящем теле лишь неистребимая божественная ДНК с неистовой силой запуская процессы восстановления тканей, кожи, клеток мозга, но с той же скоростью, безжалостная, раскалённая плазма обугливала, слизывала, испаряла и срывала с него плоть, пока не просунула наконец жадные, жаркие фиолетовые языки сквозь прутья грудной клетки и глазниц, выжигая мозг, лёгкие, сердце, вскипятив костный мозг, а когда сумасшедший неуправляемый полёт замедлился от сопротивления воздуха, его останки всё ещё с немалой силой врезались в прохладную, мягкую землю ухоженного садика, оставив среди яблонь обугленную воронку в полметра глубиной, запах озона и горстку праха внутри…
Через десять минут он уже был. Его кости были ещё тоньше осенних листьев, мозгу не хватало сил осознать себя, но он уже попробовал сесть, а ещё через десять вылез из воронки.
Дезориентированный, полуслепой, почти без мышц он добрался до сияющего окна и с трудом выпрямился. Голая, толстая женщина перед зеркалом расчёсывала мокрые волосы.
Он постучал в окно и улыбнулся ещё безгубым ртом. Ему сейчас очень нужна была вода.
На дикий крик женщины вбежали два почти одинаковых, румяных, сытых, круглых мужчины. Один был моложе, и он спокойно, без суеты посмотрел прямо на него, и убежал. Второй с криками: «ахты пидар, извращенец» - бросился за ним.
Первый удар битой пришёлся ему по затылку, голова ударилась о косяк окна и отскочила прямо под второй удар подскочившего мужчины. Рухнувшее тело они ещё несколько раз ударили, пока противное хлюпанье не остановило их. Всё было кончено. Прикопали они его прямо в той же воронке, рассуждая тихо и нервно стоит ли вызывать полицию, или просто вывезти утром эту падаль в мусор…
Она.
… Проснулась она от странного звука, будто кто то стонал её имя упёршись лицом во входную дверь. Ещё не проснувшись, в странном отупении она включила светильник, накинула длинный халат и подошла к двери. – «напился и вернулся!» - Подумалось ей с усталым равнодушием. Она открыла дверь и вскрикнула; перед ней стоял чужой, страшно худой, совершенно голый, окровавленный человек. Он уже входил, когда она, холодея от ужаса, рванула в него тяжёлую входную дверь с силой, которая могла бы вышибить дух из доходяги, но дверь легко отскочила обратно, ударила её в лицо и она потеряла сознание раньше, чем человек её подхватил…
…Очнувшись, она увидела что всё это ей ничего не снится и что боль – настоящая. А ещё она увидела его. Голого человека, который сидел у стены напротив, положив ладони на колени и молча смотрел на неё.
Она медленно села, убрала с лица прилипшие волосы и взглянула в его глаза…
И тогда вдруг всё зло мира вокруг них исчезло. Ничего больше не осталось, только любовь
Они легли, она обняла его и впервые уснула как в детстве - крепким, счастливым сном.
Утром она проснулась одна, и не пугалась кошмара, но помнила счастье обретения чего то, чему названия она не знала ещё.
Мышкин.
Сел в парке думая о странном метеоре, и самый воздух ему свежо пах озоном, будто после грозы. Он сидел в следовом облаке пролетевшего метеора, и смотрел как медленно кружась падают листья, и как чудно серебрятся и сеются в свете фонарей частички божественной ДНК, похожие на дождь который однако исчезал на коже не оставляя следа. Все изменения происходили внутри…
Она
Позвонила на следующий день. Она иногда звонила и молчала. Он обычно сбрасывал вызов.
- Я думал о тебе. – Сказал Мышкин. – Часто…
- Давай погуляем? - Попросила она.
Потом она обняла его, зарылась носом в ключицы и зажмурившись вдохнула его запах. Он улыбнулся и понюхал её волосы… Она изменилась.
- Ты бросила курить? – Догадался он. Она сияя счастливыми глазами, кивнула.
- А ещё я видела такой сон… После которого изменилось ВСЁ, милый. – Он смотрел в сияние её любви и понимал что больше ему уже и ненужно ничего! Нечего больше спрашивать, выяснять, предъявлять друг другу, оправдывать..
- Я тоже бросил. – сказал он уже понимая что это есть теперь самая искренняя из всех его правд!
Внутри была только уверенность что никогда больше он не был ещё так благодарен жизни, просто за самый факт пришедшей тотальной любви к жизни, к себе, и конечно же к ней, той, которая так ярко сияла и так издалека… Будто прекрасная но вечно далёкая всегда его звезда.
- Ты мой подарок жизни сейчас. – Нелепо пробормотал он, что бы что то сказать.
- Я не хочу быть подарком, Мышкин! Я не хочу быть находкой. Или наградой.. Я хочу чтобы меня обретали! – Она снова сияла где то в глубине его воротника.
- Я обрету тебя! – Мышкин теперь подумал что улыбаться он теперь будет всегда. Но не всегда сможет это скрыть. И широко улыбнулся прямо ей в макушку, глядя куда то вверх.
- То есь – обрёл!
Где-то там, над ними, среди звёзд, плыли Боги в своих Эдемах… И один из них тоже сейчас обрёл веру.
„Бессмысленно ненавидеть того, кого любишь. Действительно любишь.“ - Джон Леннон
Она.
… Она посмотрела на размороженную курицу в мойке и неожиданно её почти стошнило от отвращения. Затолкала курицу обратно в холодильник, выпила таблетку анальгина от головной боли, приняла душ, и едва обтёршись, выключила свет, свернулась калачиком на большой кровати и затихла ожидая когда в виски перестанет стучать выпитый накануне алкоголь.
Её тошнило от отвращения к себе.
Она не понимала почему час назад, в этой же постели гибко металась сгребая простыни, кусала свои и чужие губы, жарко трахаясь с тем, кого надеялась полюбить, и когда уже почти поверила в это, вдруг начала трезветь и торопливо выпроводила за дверь того парня, потому что почувствовала знакомую, нехорошую пустоту в которой уже никого ненужно.
- «Это со мною что то не так!» - Сказала она ему честно, спокойно и опустошённо. Теперь она боялась думать том, что так часто и безжалостно приходило ей в голову. Один из тех кто приходил к ней, как то спокойно и цинично сказал: «Любви вообще небывает». И потом доказал это. Теперь эта мысль снова ужалила её и она стала молится кому то. В той распяленной курице на кухне увидела она самоё себя, и сейчас молча завыла в темноту с открытыми глазами и просила о любви сжимая зубы, неизвестно кого на небе… И больше ни о чём.
Мышкин.
… Человек, не меряющийся силами с мирозданием, рано или поздно дисквалифицируется до жирненького сыча. Глаза этой особи говорили Мышкину, что перед ним занудный бегемот с протухшим взглядом. Что за последний год он прочёл только ироническую серию дефективов. Что вечерами он смеётся над шутками своего друга телевизора и под его присмотром пьёт пиво. Что он не совершит до конца дней своих ничего, что выходило бы за пределы типовой биологии. Т. е - представитель обывателей - существ милых, исправных, но никем никогда не принимавшихся всерьёз, за отсутствием причин это делать. Сыч был пьян, раздосадован и хотел понимания.
- Использовала меня, прикинь, сука? – Говорил он помахивая пивом. – Люблю говорит, а потом когда потрахались, смотрит как на предмет, – «вон поди!»… Сукка!..
Они сидели в ночном баре где было разрешено курить, и куда Мышкин иногда заходил против своей воли выкурить одну единственную сигарету. Разрешив себе иногда эту слабость, он поставил и условие – только одну!
- «Сашок!» - саркастически подумал Мышкин когда тот представился. – «Лет 35 – а он всё ещё Сашок, блядь!» - Отчасти его раздражение было понятно, - Сашок прикуривал одну за одной…
- Ну вот чо ей надо? – Выдыхал он табачную вонь. – Вот видишь девчонки сидят? Ща сниму, хочешь?
- Ты МНЕ, чото доказать хочешь? – Спросил Мишкин. Сашок молча пошёл к столику «девчат». Скоро там весело захохотали, и улыбающийся Сашок вернулся, торжествующе подмигнул:
- Ща вот с той, сиреневой поеду ебатся. – Он прикурил, кивнул. – Хочешь познакомлю?
Мышкин посмотрел на соседей. «Девчата» с готовностью улыбались им помахивая бокалами. Сашок значит, заказал им выпивки… Офисные «девчата»...
Их будто бройлеров выбирают по весу, толщине ляжек, объёму сисек и возрастной потёртости в позе – «раком». Их реально дохуя везде, а полезность настолько сомнительна, что эта прислуга начинает чувствовать себя человеком лишь когда её низводят до «оказания услуг за деньги», а не там, где она решает за себя сама.
- А как же любовь? – Спросил Мышкин. Сашок тяжело посмотрел на него оцепеневшим взглядом.
- Анахуя? – Возразил он. – Вот скажи, нахуя кому то любовь? Для головняка?
- Ты же верующий? Вот и Толстой например говорит; Бог есть любовь.
- Хто? – Осклабился Сашок. - Тот кто помер в эбенях без, не только любви, но и просто ухода?
- А эти.. – Он кивнул на столики, - Они равнодушно меня зарежут - а я их любить должен? У меня ещё башню не сорвало... – он смотрел с уверенностью древнего ящера в своей правоте.
- Вопрос так можно ставить только если тебе само понятие любви неизвестно.
- Расскажи. За что я должен их любить… - Он сел и не мигая смотрел в стол.
- Если бы людей «было за что любить» - этот процесс назывался бы не любовью. И рассказывал бы его фон Хайек, а не Толстой и Пушкин...
- Слился ты.. Хаек.. хуяек… Вопрос ответь?!..
- Понимаешь, «за что любить», - вопрос , типа, «за что дышать». Дышат не потому, что воздух этого достоин, а потому что лёгкие есть.
- Слился!! – Его голос внезапно осип, он резко встал, отвернулся и пошёл к выходу… На «девчат» он даже не взглянул…
«Нет способа узнать то, что ты знать не можешь Дальше сам.» - Подумал Мышкин выходя…
Внезапно небо озарилось вспышкой и он увидел как ярко - фиолетовый шар с образом, напоминающим человека внутри, пролетел над ним и исчез в садиках коттеджного посёлка. Потом в перепонки ударил свистящий грохот догнавшей его звуковой волны…
Мышкин зачем то двинулся в парк над которым мелькнул странный метеор. Ему нужно было развеятся...
Бох.
…Тысячелетиями испаряются забытые Боги в своих Эдемах. Медленно мечтают свои мечты во Вселенной и поливают вечерами сад живой водою собственных иллюзий, чтобы полюбоваться утренней росою на лепестках, даже тогда, когда в саду остаётся единственная роза.
… Актуализация – дело хлопотное. Уже пару тысячелетий, забытый Бог жил один на задворках Вселенной, вполне смирившись с личным забытьём, размеренно и молча. Забытых богов было немало во Вселенной, но он – немногий, кто предпочёл одиночество, быстро уставая от бесконечной болтовни гостей о приносимых когда то им кровавых жертвах, безжалостных наказаний непокорным, войнах, потопах и былом величии, от которого на Земле до сих пор ходят легенды… Он давно знать не хотел ничего о Земле. Всеведение он тоже уже не включал…
И вдруг, разрывая извечный тихий звон Вселенной прерывистым вздохом, почти к самым к его ногам рухнула Молитва. Это был неказистый, неправильно составленный ритм – мыслеформа, в которой кроме эмоций почти и не было никакого смысла. Но сам этот факт обращения, снова актуализировал его существование, придавал ему цель, смысл и силы. Теперь ему непременно нужно было отправляться в путь.
…Он летел строго по прямой, пересекая третью орбиталь планеты со стороны Солнца, притворившись обычным коронарным выбросом массой в несколько миллиардов тонн, а когда планета повернулась к нему точкой сигнала, вернулся в обычное человеческое тело и… врезался в атмосферу!
Совершенно забыв об этом, не включив всеведение по вековой привычке, он за доли секунды вспыхнул от страшной скорости, кожа съёживалась, чернела, пузырилась и отлетала клочьями, начинали обугливаться мышцы, обнажились кости черепа а когда вскипел мозг, он начал терять сознание… Теперь бурлила в горящем теле лишь неистребимая божественная ДНК с неистовой силой запуская процессы восстановления тканей, кожи, клеток мозга, но с той же скоростью, безжалостная, раскалённая плазма обугливала, слизывала, испаряла и срывала с него плоть, пока не просунула наконец жадные, жаркие фиолетовые языки сквозь прутья грудной клетки и глазниц, выжигая мозг, лёгкие, сердце, вскипятив костный мозг, а когда сумасшедший неуправляемый полёт замедлился от сопротивления воздуха, его останки всё ещё с немалой силой врезались в прохладную, мягкую землю ухоженного садика, оставив среди яблонь обугленную воронку в полметра глубиной, запах озона и горстку праха внутри…
Через десять минут он уже был. Его кости были ещё тоньше осенних листьев, мозгу не хватало сил осознать себя, но он уже попробовал сесть, а ещё через десять вылез из воронки.
Дезориентированный, полуслепой, почти без мышц он добрался до сияющего окна и с трудом выпрямился. Голая, толстая женщина перед зеркалом расчёсывала мокрые волосы.
Он постучал в окно и улыбнулся ещё безгубым ртом. Ему сейчас очень нужна была вода.
На дикий крик женщины вбежали два почти одинаковых, румяных, сытых, круглых мужчины. Один был моложе, и он спокойно, без суеты посмотрел прямо на него, и убежал. Второй с криками: «ахты пидар, извращенец» - бросился за ним.
Первый удар битой пришёлся ему по затылку, голова ударилась о косяк окна и отскочила прямо под второй удар подскочившего мужчины. Рухнувшее тело они ещё несколько раз ударили, пока противное хлюпанье не остановило их. Всё было кончено. Прикопали они его прямо в той же воронке, рассуждая тихо и нервно стоит ли вызывать полицию, или просто вывезти утром эту падаль в мусор…
Она.
… Проснулась она от странного звука, будто кто то стонал её имя упёршись лицом во входную дверь. Ещё не проснувшись, в странном отупении она включила светильник, накинула длинный халат и подошла к двери. – «напился и вернулся!» - Подумалось ей с усталым равнодушием. Она открыла дверь и вскрикнула; перед ней стоял чужой, страшно худой, совершенно голый, окровавленный человек. Он уже входил, когда она, холодея от ужаса, рванула в него тяжёлую входную дверь с силой, которая могла бы вышибить дух из доходяги, но дверь легко отскочила обратно, ударила её в лицо и она потеряла сознание раньше, чем человек её подхватил…
…Очнувшись, она увидела что всё это ей ничего не снится и что боль – настоящая. А ещё она увидела его. Голого человека, который сидел у стены напротив, положив ладони на колени и молча смотрел на неё.
Она медленно села, убрала с лица прилипшие волосы и взглянула в его глаза…
И тогда вдруг всё зло мира вокруг них исчезло. Ничего больше не осталось, только любовь
Они легли, она обняла его и впервые уснула как в детстве - крепким, счастливым сном.
Утром она проснулась одна, и не пугалась кошмара, но помнила счастье обретения чего то, чему названия она не знала ещё.
Мышкин.
Сел в парке думая о странном метеоре, и самый воздух ему свежо пах озоном, будто после грозы. Он сидел в следовом облаке пролетевшего метеора, и смотрел как медленно кружась падают листья, и как чудно серебрятся и сеются в свете фонарей частички божественной ДНК, похожие на дождь который однако исчезал на коже не оставляя следа. Все изменения происходили внутри…
Она
Позвонила на следующий день. Она иногда звонила и молчала. Он обычно сбрасывал вызов.
- Я думал о тебе. – Сказал Мышкин. – Часто…
- Давай погуляем? - Попросила она.
Потом она обняла его, зарылась носом в ключицы и зажмурившись вдохнула его запах. Он улыбнулся и понюхал её волосы… Она изменилась.
- Ты бросила курить? – Догадался он. Она сияя счастливыми глазами, кивнула.
- А ещё я видела такой сон… После которого изменилось ВСЁ, милый. – Он смотрел в сияние её любви и понимал что больше ему уже и ненужно ничего! Нечего больше спрашивать, выяснять, предъявлять друг другу, оправдывать..
- Я тоже бросил. – сказал он уже понимая что это есть теперь самая искренняя из всех его правд!
Внутри была только уверенность что никогда больше он не был ещё так благодарен жизни, просто за самый факт пришедшей тотальной любви к жизни, к себе, и конечно же к ней, той, которая так ярко сияла и так издалека… Будто прекрасная но вечно далёкая всегда его звезда.
- Ты мой подарок жизни сейчас. – Нелепо пробормотал он, что бы что то сказать.
- Я не хочу быть подарком, Мышкин! Я не хочу быть находкой. Или наградой.. Я хочу чтобы меня обретали! – Она снова сияла где то в глубине его воротника.
- Я обрету тебя! – Мышкин теперь подумал что улыбаться он теперь будет всегда. Но не всегда сможет это скрыть. И широко улыбнулся прямо ей в макушку, глядя куда то вверх.
- То есь – обрёл!
Где-то там, над ними, среди звёзд, плыли Боги в своих Эдемах… И один из них тоже сейчас обрёл веру.
Последнее редактирование:
